предполагает не столько необходимость интеграции, сколько естественное существование человека в этой множественности. Эта гипотеза — пока просто размышление, хотя и подтверждается целой серией серьезных наблюдений и расчетов. Это предположение опирается на представления обыденной жизни, умение жить вчерашним и завтрашним днём, экзистенциальное существование в прошлом и в проекте будущего, на противоречие семиотики времени в сознании и, наконец, — на круг расстройств, известных как многоличностные заболевания.

Парадокс заключается в том, что будущее находится впереди, но его достижение приводит к смерти, а следовательно, сближению с предками, находящимися в прошлом, то есть сзади (М. А. Новикова, из частных бесед). Разница в субъективном переживании времени есть лишь разница между «уже» и «еще». То есть прошлое и будущее разделяются лишь субъективно возможной деятельностью#. Неясно только, зачем это нужно, возможно, лишь для предсказуемости нашего поведения окружающими.

Одержимость в узком смысле этого слова означает бредовые идеи превращения в иное существо, чаще животное, однако подобное превращение может и не затрагивать мышление, а возникать только в сфере поведения.

По R Robbins (1996), специфической особенностью одержимости считалось то, что она манифестирует «изнутри». Он ссылается на епископа Монтегю, который в 1642 году различал способности Сатаны «заставлять жертву действовать и вселяться в нее», последнее и называлось одержимостью. В период раннего христианства одержимость и бесноватость совмещались в «одержимость бесами». Бред одержимости в классической психиатрии обычно связывают с ликантропией, обращением в волка. Проблема одержимости аналитически понятна. Ясно, что символика данного явления по крайней мере амбивалентна (позитивнанегативна и т. д.), и эта амбивалентность прослеживается вплоть до биологических основ. В архаической культуре болезненные переживания связывались с дурным глазом, духом, демоном, тотемом. В этом смысле проблема осознания болезни в культуре в значительной мере связана с тем тотемическим персонажем, который наделялся способностями к управлению.

Следовательно, знание демонологии этноса может помочь проникновению в суть одержимости. Ашанти психические расстройства связывают с дурным глазом духа «мангу», носитель которого передаёт свои вредоносные свойства по половому признаку: от матери к дочери и от сына к отцу. Проблема передачи «глаза» — символа слежения, преследования присутствует и у славян. У даяков Борнео болезнь приписывается духу ребёнка или неразвитого человека невысокого роста с внешне заметными аномалиями (Tylor, 1874). У зулусов существует поверие, что припадки вызываются духом Аманго; у камчадалов — духом Биллукай, который входит в женщин при громе и молнии, в таких случаях женщина восклицает: «Тш!» и дрожит.

Изба в тюменской деревне, 1955

Слева от калитки резной столб — «глазоотвод», который предохраняет хозяев от сглаза гостей.

В архаических представлениях узбеков, таджиков, киргизов, каракалпаков, казахов злой дух является в образе Аджины как быстрорастущей женщины-великанши или козла. В абхазской мифологии болезнь вызывает оборотень Агызмал. По О. А. Сухаревой (1975), в демонологии равнинных таджиков присутствуют пари, джины, дэвы, албасты; функции всех демонов строго разграничены. Так, считается, что пари влюбляется в человека, который в связи с этим обязан совершать навязанные ему действия. Супружество с демоном албасты описано у казахов (Диваева цит. по: Сухарева, 1975), онгонов (Зеленин, 1936). Описания этого супружества подтверждают, что оно является результатом галлюцинаторного видения демона, сопровождается ощущением управляемости и автоматизма.

Супруг может переживать непосредственный половой акт с демоном. Часть таких случаев «доступна» ритуальной терапии изгнанием; в других случаях человек оказывается «во власти демона» на всю жизнь с самой юности. По П. Я. Штернбергу (1933) у гольдов, как и у таджиков, существуют двоякие духи — либо такие, которые хотят убить человека, вселяясь в него, причиняя страдания, или те, которые заставляют делать их изображения и кормить эти изображения. Разница в поведении одержимых состоит в том, что в первом случае следует сделать изображение духа (пари), во втором — изгнать духа уничтожением изображения. В большинстве случаев у одержимых переживания «вторжения» повторяются. Сонм существ, которыми возможна одержимость, собирается X. Л. Борхесом на основании многолетней работы в библиотеке Буэнос-Айреса (X. Борхес, 1994) в сто десять объектов и существ, но этот список далеко не полон, поскольку не является интернациональным. Т. А. Новцчковой («Русский демонологический словарь», 1995) только в русской демонологии выделяется вместе с аналогами более ста существ и объектов и столько же вероятных сюжетов, связывающих эти объекты друг с другом («Славянская мифология», 1995).

Между тем более сложная картина вероятных категорий вторжения меняется в христианской традиции, в частности, Damaskios выделяет следующие категории Божественного: Бог как чистый Дух, существовавшие до него Боги, субординантные Всеобщему Богу, Управители, Божества, Духи Божеств. У Scutellius иная классификация: Невидимые Боги, Видимые Небесные Боги, Архангелы, Ангелы, Демоны, Управители, Князья, Герои и Демиурги, Души. Святой Павел предполагает существование: Князей, Автократоров, Космократоров или Принцев Космоса, Божественности Сверхнебесных сфер (Норе, 1988; Davidson, 1967). Не менее сложна иерархия бодисатв в буддистской традиции. Иерархия с чертами демократического централизма является удивительно стойкой базой религиозных систем, возможно потому, что, в свою очередь, связана с символическим осознанием биологической иерархии как у человека, так и у животных. Наиболее замечательным существом иерархии является Ангел — вестник Богов (Бога) (О АГГЕЛОС, греч.), являющийся помощником человека. Его прообразом считается Ника.

Христианская классификация ангелов, вероятно, связана с традициями неоплатонизма и восходит к иудейскому апокалипсису (Ирмшер, Йоне, 1988). Архангел — ангелоначальник, то есть высшая фигура в пантеоне ангелов. В византийской традиции выделялись Уриэль (Ариэль), Рафаэль, Рагуэль, Михаэль (Даниэль), Сариэль, Габриэль, Ремйэль, Фаниэль, каждый из которых имеет строго определённые функции. Хотя существует некоторая аналогия между византийскими и иудейскими ангельскими иерархиями, есть различия в функциях ангелов (Spitzig, 1989). Вызов (инвокация) и изгнание ангелов в енохианской (древнееврейской) традиции решается на основе подготовки, состоящей из:

• выбора вызываемого Ангела в связи с его функцией;

• выбора Ангела, Сторожевой Башни, соответствующей стороне света, и первоэлемента;

• последовательности вызова, исходя из сакральной таблицы и пентаграммы. Последовательность вызова зависит от вызываемого Ангела;

• воспоминания и произнесения всех вызываемых имён в иерархии, которая включает Великое Священное Имя, Великого Князя, Шесть Старцев, Ангельский Крест Голгофы (шесть посланий), Руководящий Ангельский Крест Голгофы (пять посланий), Архангелы, Керубический Ангел, Господствующий Младший Ангел, Младший Ангел, Демоны;

• поворота согласно сторонам Сторожевой Башни (Север, Юг, Запад, Восток).

После этой подготовки происходит вызов, то есть инвокация иили изгнание, которые зависят от иерархии, а также связаны со знаками пяти стихий (Дух, воздух, вода, земля, огонь). Инвокация и изгнание отличаются разными последовательностями в произнесении слов, как это обозначено на рисунке 24 (Scheuler, 1985). Манипуляции с пятью стихиями в данной последовательности также могут привести к сходному эффекту даже без произнесения имён, вот