генерала Козловского, обвинить Надежду Николаевну было не в чем, то ее обвинили в том, что «при объявлении мужа вне закона оставила свою квартиру и ночевала у родных. ‹…› При допросе ответы давала не точные и с определенным нежеланием». Сыновья были приговорены к одному году тюремного заключения с фантастическими по безграмотности и содержанию формулировками. Константин Козловский – за то, «что видит в правительственных сообщениях дутую историю и иронически отвечает на задаваемые ему вопросы»; 18-летний Павел – за то, что «скрывался на квартире у своего товарища». Хотя в приговоре признается, что он «по делу ничего не знает». Текст приговора Николая напоминает текст приговора Константина. Он также содержит признание: «По делу отца ничего не знает». Сыновья генерала Козловского мужественно вели себя в тюрьме. Двое старших сыновей объявили голодовку. Главное требование – «освобождение матери и младшего брата»[233]. Но ничего не помогло. Они отсидели положенный им год и были отправлены в ссылку в Череповец. Надежда Козловская в октябре 1922 г. отправила письмо с просьбой о помощи Калинину: «В Холмогорском лагере принудработ работала сестрой на эпидемиях сыпняка и дизентерии (сама заболела сыпняком), 4 месяца стирала бельё на прачечной, 2 месяца работала в портняжной. ‹…› Будучи плохого здоровья (сильные ревматизмы рук и ног, еще усилившиеся в прачечной, и застарелая женская болезнь, мой пожилой возраст – мне 50 лет), я тяжело переношу заключение: у меня развилось сильное малокровие и неврастения»[234]. Видимо, письмо подействовало, и она была сослана в Череповец, где были ее сыновья.

Судьба детей генерала Козловского сложилась по-разному. Николай в 1927 г. покончил жизнь самоубийством. Константин был расстрелян в ноябре 1937 г. Дочь Лиза через финского военного атташе в Советском Союзе смогла установить связь с отцом, в конце 1920-х гг. она выехала в Финляндию. В этом ей помог выдающийся советский врач, один из руководителей советской медицины, а в прошлом член ЦК Партии народной свободы, депутат 1-й Государственной думы З. Г. Френкель. В Финляндии она вышла замуж за финского офицера Арво Виитанена. В 1959 г. он был назначен на должность военного атташе Финляндии в СССР. Лиза поехала вместе с мужем и с согласия советских властей встретилась с братом Павлом, доцентом Тольяттинского политехнического института[235]. Генерал Козловский умер в Финляндии в 1940 г.

4. События в Ораниенбауме

О событиях в Кронштадте уже 2 марта стало известно в Ораниенбауме, Сестрорецке, Петергофе и Петрограде. В Ораниенбауме ряд частей решил поддержать кронштадтцев. Осенью 1920 г. на заседании Комиссии по разработке методов обороны Краснофлотского форта под председательством бывшего офицера Генерального штаба Ю. Н. Плющевского-Плющика об Ораниенбауме говорилось: «Тяготеет непосредственно к Кронштадту»[236]. Матросы и солдаты в Ораниенбауме во всем разделяли взгляды и настроения кронштадтцев. Здесь вечером 2 марта и утром 3-го происходили драматические события. Начались волнения в рабоче-конвойном отряде. Вечером на собрании отряда обсуждалась Кронштадтская резолюция. Красноармейцы явно ее поддерживали. Собрание вел и активно настаивал на принятии резолюции политрук отряда, на нем был избран Ревком во главе с участником митинга на Якорной площади Ф. Кожиным. Комиссар отряда Лисовский, по некоторым сведениям, был арестован. Но арест был довольно своеобразным, он сумел позвонить в политотдел. На собрание прибыли А. Зонов и комиссар политотдела Богданов. Хотя собравшиеся выставили караул и прибывших обезоружили, их пропустили в зал. Несмотря на протесты ряда матросов, Зонову разрешили выступать. В громкой демагогической речи он объявил кронштадтцев белогвардейскими мятежниками и грозил суровой расправой. Он добился, чего хотел. Резолюция не была принята[237].

Наиболее опасный характер для власти большевиков носили события в 1-м Морском воздушном дивизионе. Он был основной воздушной частью Балтфлота, насчитывающей в своем составе 502 человека, из них 53 летчика. Дивизионный боцман Ф. П. Еременко, крестьянин Воронежской губернии, кандидат в члены РКП(б) с двумя матросами отправился в Кронштадт за хлебом для дивизиона. Для получения разрешения на вывоз хлеба пришел на делегатское собрание в Морское инженерное училище. Все происходившее ему очень понравилось, и, помимо разрешения на вывоз хлеба, он получил два экземпляра Кронштадтской резолюции. По возращении в Ораниенбаум он начал рассказывать военнослужащим и рабочим о событиях в Кронштадте и зачитывал текст резолюции. Летчики и матросы дивизиона потребовали провести собрание для обсуждения резолюции. Председателем общего собрания дивизиона был избран его командир Н. А. Колесов, крестьянин по происхождению, офицер военного времени, бывший студент Московского технического училища. Была зачитана Кронштадтская резолюция, Колесов и другие выступавшие призывали ее поддержать. Ерёменко рассказал об увиденном в Кронштадте[238]. Хотя в собрании участвовали коммунисты дивизиона и представители политотдела, Кронштадтская резолюция была принята при двух голосовавших против и шести или восьми воздержавшихся. Присутствующие коммунисты и представители политотдела были отпущены. Колесов только попросил их «держать язык за зубами» и не рассказывать о том, что произошло на собрании. Это благодушное отношение моряков и летчиков к коммунистам как к своим и нежелание проливать кровь стоило им очень дорого. Собрание продолжилось в ангаре. Было решено послать в Кронштадт трех делегатов и договориться о совместных действиях. На «Петропавловск» поехали временно исполняющий должность делопроизводителя 1-го Гидроотряда дивизиона Е. С. Балабанов, крестьянин Ярославской губернии, телефонист П. М. Самсонов, крестьянин Самарской губернии, и моторист В. А. Невский, крестьянин Казанской губернии. Бежавший в Кронштадт матрос дивизиона И. Д. Волков писал о собрании в ангаре: «…было предложено т. секретарем Балабановым, чтобы всем морякам вооружаться, но некоторые товарищи пошли, благодаря своей доброте к коммунистам, против вооружения и пролития крови, но товарищи все поплатились за свою доверчивость и доброту к тов. коммунистам очень жестоко…»[239]

Еще до прибытия делегатов дивизиона на «Петропавловск» Колесов по телефону связался с Ревкомом. Петриченко попросил его занять мельницу в Ораниенбауме, тот согласился, но только при условии прибытия из Кронштадта сильного отряда матросов. Колесов принял ряд мер предосторожности, но они были явно недостаточны. Он распорядился увеличить караул с 14 до 25 человек, заменил дежурившего по дивизиону коммуниста А. А. Таскинена начальником 2-го Гидроотряда, бывшим лейтенантом флота Г. Г. Карцовым и приказал готовить аэропланы и автомобили. Были направлены представители с Кронштадтской резолюцией в другие части гарнизона. Но матросы и летчики дивизиона были распущены по квартирам. Коммунисты действовали в Ораниенбауме гораздо решительней. Исполняющий обязанности начальника политотдела Южного укрепрайона И. С. Сергеев немедленно по получении сообщения о событиях в дивизионе связался с Комитетом обороны Петрограда и потребовал как можно скорее прислать бронепоезд с отрядом курсантов, три батареи «полевых орудий и несколько кавалерийских эскадронов». Всем коммунистам города было