На относительную пассивность петроградских рабочих, помимо подачек, влияли и другие причины: аресты всех мало-мальски активных рабочих, членов социалистических партий, закрытие заводов на перерегистрацию с последующим приемом на работу только тех, кто был лоялен к властям. Как справедливо писал бывший в это время в Петрограде американский анархист А. Беркман, «…рабочие Петрограда были терроризированы»[262]. Подействовала также усиленно распространяемая всеми средствами массовой пропаганды ложь об «эсеровски черносотенном заговоре» во главе с генералом Козловским. Но, несмотря на все это, рабочие ряда заводов и фабрик активно выражали солидарность с кронштадтцами.

Накануне восстания активизировалась деятельность «Собрания представителей фабрик и заводов Петрограда», в основном под руководством меньшевиков. Оно не достигло такого размаха и влияния, как его предшественник – «Собрание уполномоченных фабрик и заводов г. Петрограда» в 1918 г., да и не могло достигнуть в значительно поредевших рядах питерских рабочих и при усилившихся органах политического сыска. Имена многих членов Собрания до сих пор остаются неизвестными, за исключением В. К. Заустинского, заведующего транспортным отделом фабрики «Гознак»; М. К. Названова, инженера-технолога, председателя технического совета «Главсахар», и Н. И. Ястребова, члена РСДРП с 1905 г., служащего Мурманской железной дороги. С рядом предприятий у Собрания была тесная связь, в первую очередь с «Арсеналом», Путиловским заводом, Балтийским судостроительным заводом и другими. Рабочие этих предприятий выдвигали требования, созвучные с Кронштадтской резолюцией. Секретно-оперативное управление ВЧК сообщало: «7 марта не работали Невский Судостроительный завод, Арсенал и часть Обуховского завода. В Арсенале ‹…› выставлено требование в духе Кронштадтских мятежников»[263]. Рабочие Обуховского сталелитейного завода, несмотря на резкое сокращение числа рабочих, на многочисленные аресты, продолжали последовательно выступать против большевистской диктатуры с весны 1918 г. В конце февраля – начале марта 1921 г. рабочие волнения усилились. Помимо экономических требований, они выдвигали и политические – о предоставлении свободы слова, свободы печати и собраний, о разрешении свободной торговли и свободного проезда по железным дорогам, а также снятия со всех мест вооруженной охраны. Чекисты докладывали: «На собрании рабочих „Арсенала“ вынесена резолюция о присоединении к Кронштадтскому восстанию. Собранием для связи с Кронштадтом избрана делегация из 3 человек: одного большевика, 1 эсера и 1 анархиста. ‹…›. Губчека арестована избранная для связи с Кронштадтом делегация на собрании рабочих „Арсенала“»[264]. Многие партийные руководители были поражены той ненавистью, с которой к ним, как к представителям большевистской власти, относятся рабочие. Назначенный в феврале 1921 г. комиссаром Александровского (Пролетарского) главного механического завода Николаевской железной дороги М. Г. Федоров писал: «Мне припоминается, когда вступил на Александровский завод, что при посещении мастерских я чувствовал настолько сгущенную атмосферу в среде рабочих, настроенных эсерами, меньшевиками и партией капиталистов, даже порою не верилось, нахожусь ли я в Советской Республике?» Только за пределами завода комиссар чувствовал, «что вокруг та же Советская Республика»[265]. 4 марта на заседании Петроградского совета выступал Зиновьев. Он говорил о Кронштадтском восстании и рабочих волнениях в Петрограде. Присутствовавшая на заседании американская анархистка Эмма Гольдман писала о нем: «…Зиновьев, казалось, находился на грани нервного срыва: он то поднимался, словно пытаясь что-то сказать, то вновь садился, так ничего и не сказав. Когда же он все-таки заговорил, то беспрестанно вертел головой, словно ожидая нападения, а его дрожащий голос ‹…› был пронзителен и визглив…»[266]. Одним из наиболее ярких проявлений недовольства рабочих большевистской властью и готовности поддержать Кронштадтское восстание стало выступление на этом заседании представителя завода «Арсенал» Филиппова: «Значит, власть Советов – вот тот лозунг, который стал перед рабочими, но главное, что я должен тоже не упускать и заметить это, – долой диктатуру господствующей партии. ‹…› большинство выражает мнение как раз именно недоверия тому, что действительно моряки – гордость и слава наша, могли бы действительно изменить долгу революции, ‹…› может быть, у них тоже есть протест, каков был протест, может быть, не так ярко выраженный, среди большинства рабочих»[267].

Видимо, 7 марта была выпущена листовка – обращение рабочих «Арсенала»:

«Довольно молчать!

Мы должны сказать не только, когда нам голодно, но и когда решается судьба 25 тыс. моряков.

Нам власти говорят, что кронштадтцы возрождают прежних генералов – Клевета.

Революционные матросы подняли мятеж против новых генералов, так нечего говорить о прежних.

Им, как и нам, противны и гадки новые тираны, так нечего притворно врать. Кто враг самому себе.

Неужели мы совершим такую подлость своим братьям морякам, которые были и будут всегда на защите интересов трудящихся.

Неужели мы будем спокойно работать.

Нет, этого преступления мы не сделаем.

И, если не можем сейчас выйти на улицу, так бросим работу и этим покажем солидарность восставшим.

ДА ЗДРАВСТВУЕТ ЕДИНЕНИЕ МОРЯКОВ, РАБОЧИХ, КРАСНОАРМЕЙЦЕВ.

ДОЛОЙ ВСЕХ ВЛАСТИТЕЛЕЙ И ТИРАНОВ!

ДА ЗДРАВСТВУЕТ ВЛАСТЬ СОВЕТОВ!

ДОЛОЙ ДИКТАТУРУ ПАРТИЙ!

Дорогие товарищи.

Арсенальцы не работают и просим Вас поддержать кронштадтцев и выборгских рабочих или иначе предадим своих братьев своей неотзывчивостью. Бросайте работать»[268].

В тот же день, в 11 часов, прекратил работу Невский судостроительный завод. В заводских цехах появились листовки, призывавшие красноармейцев и курсантов присоединяться к рабочим.

Поддержать кронштадтцев в той или иной форме были готовы рабочие только нескольких заводов: «Арсенала», Путиловского завода, Путиловской верфи (с 1912 г. самостоятельное предприятие), Обуховского завода, Балтийского судостроительного завода, фабрики «Лаферм». Еще на ряде предприятий происходили забастовки, в основном экономические, часто выдвигались требования освободить арестованных товарищей. Собрание представителей фабрик и заводов Петрограда пыталось поддержать Кронштадт. Намечалось массовое выступление рабочих 12 марта, которых должен был поднять заводской гудок. Власти были обеспокоены намечавшимся выступлением рабочих и послали на заводы телеграмму: «Необходимо принять меры охраны сигналов и усилить надзор»[269]. Но в связи с невозможностью быстро организовать печать листовок дату выступления отложили на 16 марта. На предприятиях распространялись листовки. В одной из них «Ко всем гражданам, рабочим, красноармейцам и матросам» содержался призыв к свержению власти коммунистов. В ней говорилось об артиллерийском обстреле Кронштадта, о восстаниях в Сибири, Поволжье, на Украине и в центральных губерниях: «Кронштадт восстал на поддержку петроградских рабочих. Петроград обязан поддержать кронштадтцев. Он поддержит их единодушным дружным выступлением. Мы, представители заводов и фабрик, зовем всех рабочих, граждан, всех военных к этому выступлению. Зовем к общей забастовке. Пусть встанут фабрики и заводы! Пусть служащие бросят занятия! Пусть в эти дни красноармейцы, матросы и курсанты соединяются с народом! Мы знаем, один удар не решает борьбы. Но первый удар должен быть нанесен. И чем скорее, тем лучше.