три матроса «Севастополя» – П. М. Перепелкин, гальванер, С. С. Вершинин, электрик, Г. А. Ососов, машинист; один с «Петропавловска» – Ф. А. Патрушев, гальванер; двое рабочих – П. А. Павлов, рабочий минных мастерских, В. А. Вальк, мастер механического завода; трое служащих и представителей интеллигенции – В. Г. Байков, заведующий обозом Управления строительства Кронштадтской крепости, Ф. В. Кильгаст, штурман дальнего плавания, И. Е. Орешин, заведующий 3-й трудовой школой. Поздно вечером, в 23:40 началось заседание ВРК в уже расширенном составе. Председателем ВРК был вновь избран Петриченко, товарищами председателя – В. П. Яковенко, телефонист Кронштадтского района службы связи, Н. В. Архипов, машинист линкора «Петропавловск». Все члены ВРК первого состава. Секретарем ВРК стал Кильгаст, ему же было поручено ведение пропаганды, Вальк и Романенко должны были вести все гражданские дела, Павлов заведовал следственной частью, Тукин – отделом продовольствия[299].

После выборов в ВРК собрание стало обсуждать вопрос о продовольствии, положение с которым в Кронштадте было отчаянное. Как вспоминал в Финляндии генерал Козловский, «запасов муки в городе почти не было»[300]. В Ораниенбауме на паровой мельнице находилось около 60 тыс. пудов муки. 2 марта атака кронштадтцев на Ораниенбаум была отбита прибывшими из Петрограда курсантами. Единственное, чем Кронштадт был снабжен с избытком, это запасами мясных консервов, сохранившимися со времен Первой мировой войны. В связи с этим со 2 по 7 марта продукты выдавались по следующим нормам в день: «…матросам, красноармейцам – полфунта хлеба-суррогата, полбанки мясных консервов и четверть фунта мяса. На 2-ю неделю хлеба такое же количество, мясных консервов четверть банки и мяса 3/8 фунта. Прочему же взрослому населению взамен хлеба фунт овса, остальные продукты в том же размере. Детям взамен хлеба пшеницы по полфунта, прочие продукты в том же размере, а детям до одного года по банке сгущенного молока в неделю. Все эти продукты выдавались в дополнении продуктов, выданных на месяц по раскладке, объявленной до 1 марта. Кроме того, детям и остальному населению было выдано единовременно сахара по полфунта, масло по четверть фунта и инжира по одному фунту и один с четвертью фунта сыра, только детям до четверти фунта. Из этого можно вывести, что питание по числу калорий не стало ниже, но только хлеб-суррогат был очень плох, и давали его в три раза меньше»[301]. По этому рациону продуктов должно было хватить до 1 апреля. Все надежды на получение продуктов были связаны с Финляндией. Поэтому уверенные обещания членов ВРК на собрании 4 апреля о том, что «город и гарнизон вполне обеспечены как продовольствием, так и топливом», были большим преувеличением[302]. С топливом дело обстояло еще хуже. В Кронштадте практически не было ни дров, ни угля. Все находилось на складе в Ораниенбауме. Провал наступления 2 марта на Ораниенбаум оставил Кронштадт без хлеба, угля и дров.

На собрании царил подлинный энтузиазм. Было решено вооружить рабочих и поручить им внутреннюю охрану города. Руководители обороны, бежавшие в Финляндию, писали: «Все рабочие Кронштадта требовали своего вооружения, им были выданы берданки, до полного израсходования всех ружей, имевшихся в крепости»[303]. Рабочие с воодушевлением несли караульную службу. На собрании было решено в трехдневный срок переизбрать правление всех профессиональных союзов, а также совет союзов, который должен стать «руководящим органом рабочих и будет находиться в постоянном контакте с Временным Революционным Комитетом». На собрании выступило несколько матросов из Петрограда, Стрельны, Петергофа и Ораниенбаума, «с большим риском пробравшихся в Кронштадт». Они сообщили, что большевистским властям удается перекрыть все каналы поступления объективной информации из Кронштадта и держать население в полной неизвестности о происходящих в нем событиях. Они рассказывали: «Распускаются провокационные слухи, что в Кронштадте орудует шайка каких-то белогвардейцев и генералов. Последнее сообщение вызвало общий смех рабочих и матросов собрания»[304].

Но еще больше развеселило собрание чтение листовки, сброшенной с самолета на Кронштадт и названной кронштадтцами «коммунистическим манифестом». Текст листовки не отличался особой оригинальностью и повторял обычную ложь большевиков о белогвардейских генералах, якобы стоявших во главе восстания. Вообще, большевистские листовки служили для ВРК лучшим средством пропаганды, так как матросы, рабочие, красноармейцы знали, что вся полнота власти находится в их руках, и о том, что здесь нет белогвардейских генералов. Эта пропаганда успешно работала в Питере, но Кронштадт прекрасно знал правду. Уже по первым действиям большевистского руководства становилось ясно, что вооруженного столкновения избежать не удастся.

Что представляли собой Кронштадтская крепость и гарнизон Кронштадта? Какие силы собирались бросить в атаку на революционный Кронштадт кремлевские диктаторы?

Глава III

Первый штурм

1. Флот, форты, матросы, солдаты и офицеры Кронштадта

С какими силами революционный Кронштадт пошел в атаку на кремлевских диктаторов? Среди членов ВРК не было ни одного военного специалиста. Остро чувствовалась необходимость привлечения офицеров для руководства боевыми действиями. На конец февраля в Кронштадте в сухопутных частях и во флоте насчитывалось 1143 как старых (до октября 1917 г.), так и новых (красных) офицеров, из них 609 сухопутных офицеров и 534 морских[305]. Во флоте процент старых офицеров был значительно выше, чем в армии. Комиссар Балтфлота Кузьмин писал: «Все они (старые офицеры. – Л. П.) были между собой спаяны, среди них была своя дисциплина. Жили замкнуто. ‹…› В кают-компаниях они были хозяевами. Коммунистических сил там не было»[306]. Офицерский состав линкоров «Петропавловск» и «Севастополь» вполне отражал общую картину. На линкорах было 58 строевых офицеров, из них 40 (69 %) – бывшие офицеры и гардемарины. Во флоте недостаток офицеров чувствовался гораздо сильнее, чем в армии. По отношению к морским офицерам террор был во много раз сильнее уже в 1917 г. (см. выше). В дальнейшем в годы Гражданской войны историкам не известны массовые расправы над офицерами в Красной армии. Во флоте, в том числе и на Балтийском, они происходили часто (так называемые еремеевские ночи, см. выше). По своим взглядам флотское офицерство, в значительной степени принадлежавшее к дворянской знати, было более контрреволюционно настроено, чем армейское. Те из старых офицеров, которые продолжали служить в Красной армии и в Красном флоте, в большинстве своем были призваны по мобилизации или пошли в Красную армию и флот, чтобы не дать умереть с голоду себе и своим семьям. Козловский говорил об офицерах, служивших в Кронштадте: «Все мы были людьми нейтральными и служившие большевикам только потому, что у всех у нас есть семьи и всем нужно есть»[307]. Были и редкие исключения, в