участников событий, которым посвящена эта книга. Одним из руководителей восстания был Гавриил Павлович Тукин, электромонтер электростанции Кронштадтского порта, член и секретарь ВРК со времени его образования. Он родился в местечке Давид-Городок Мозырского уезда Минской губернии, в крестьянской семье. Как многие из участников Кронштадтского восстания рабочих и матросов, он был крестьянином только по анкетным данным. Закончил начальное техническое училище и давно проживал в Кронштадте. Мы ничего не знаем о его политических взглядах. В ряде показаний арестованных членов ВРК сообщается, что он был социал-демократом-меньшевиком. Об этом на допросе, хотя не слишком определенно, говорил меньшевик В. А. Вальк: «Член Ревкома Тукин был один из наиболее сознательных, и по моему мнению был социал-демократ»[211]. Но Агранов в своем докладе о результатах расследования, несмотря на то, что он тщательно искал малейшие следы влияния политических партий на кронштадтских руководителей, ничего не сообщил об этом. Как секретарь ВРК, Тукин вместе с Петриченко подписывал основные воззвания восставших. Видимо, он выполнял некоторые ответственные тайные задания. Мы знаем из журнала ВРК, что 4 марта был выдан «мандат тов. Тукину на право следования в Петроград через форт „Тотлебен“ для ведения переговоров и выяснения существующего положения»[212]. Но мы не знаем, с кем он должен был вести переговоры и ездил ли он в Петроград во время восстания. На заседании ВРК 4 марта Тукину было поручено заведование продовольственным отделом, одним из самых ответственных участков работы, учитывая отчаянную нехватку продуктов питания в Кронштадте.

Интересно, что до восстания органы власти никакой информации о нем не имели. Поэтому в обращении Комитета обороны к кронштадтцам его фамилия названа неправильно: «…всех этих Петриченок и Туриных»[213], а зампред губчека Азолин называет его «Тулкин, матрос с „Петропавловска“». У него были хорошие организационные способности, и на заседаниях ВРК он требовал навести порядок в работе. В «Протоколе заседания Кронштадтского ВРК» от 10 марта сообщалось: «Тукин указывает на разбросанность и предлагает разрешить вопрос о работе по инструкции. При выборе члена Ревкома нужна инструкция, по которой он должен работать. Предлагает выработать инструкции». На допросе П. М. Перепелкин утверждал, что при обсуждении 16 марта предложения Шустова «о расстреле виднейших коммунистов» за него высказались только Петриченко и Тукин[214].

Во время восстания Тукин пережил личную драму. Его жена Ольга Владимировна, 1880 г. рождения, работавшая продавцом, незадолго до описываемых событий подала на развод. После ареста на допросе 22 марта 1921 г. она об этом сообщила, и, возможно, этот факт смягчил ее наказание. Особая тройка приговорила ее к двухлетнему заключению в лагере, но, в конце концов, власти решили ее судьбу иначе. Она была выслана из Кронштадта[215].

Тукин вместе с большинством членов Ревкома бежал в Финляндию. Сначала находился в Терийоки а затем был переведен на остров Ино. После приезда в Финляндию он надеялся на продолжение борьбы с большевистской диктатурой. 11 июня 1921 г. Тукин участвовал в заседании ВРК, на котором разбирался вопрос «Об избрании 2-х членов Комитета для ведения деловой работы и переговоров с разными лицами взамен выбывающих…» Вновь избранными для этой работы стали Тукин и Байков[216]. Но через 10 дней, 21 июня, комитет был распущен[217]. Тяжелая жизнь в Финляндии, подозрительное отношение финских властей к кронштадтцам и враждебность к русским со стороны широких слоев населения Финляндии, сообщения кронштадтцев из России, находившихся под контролем ГПУ, о том, что можно возвращаться, сыграли свою роль. Тукин в составе группы активных участников Кронштадтского восстания 19 мая 1922 г. перешел границу и тут же был арестован. Он и другие члены группы были помещены в Дом предварительного заключения в Петрограде. После года заключения они объявили голодовку и были приговорены к трехлетнему заключению в Соловецком лагере. (О том, что происходило в лагере, см. гл. 5). Осенью 1924 г. Тукин вместе с другими членами был освобожден с лишением права жительства в пяти городах.

Охрану собрания осуществляли матросы «Петропавловска». Большинство собравшихся еще сохраняли иллюзии о возможности мирно договориться с большевистским руководством на основе Кронштадтской резолюции. Первым на собрании выступал комиссар Балтфлота Кузьмин. «Но вместо того, чтобы успокоить собрание, он его разозлил». Кузьмин говорил в угрожающем тоне, обвинив матросов в том, что их поведение может сорвать подписание мирного договора с Польшей, уверял, что в Питере все спокойно и их никто не поддерживает. Закончил выступление прямой угрозой, «что если делегаты хотят вооруженной борьбы, то она и будет, – коммунисты от власти добровольно не откажутся и будут бороться до последних сил»[218]. Американский анархист А. Беркман точно определил впечатление, которое произвела речь Кузьмина на собравшихся: «Поднесла фитиль к пороховой бочке»[219]. Вслед за Кузьминым говорил председатель Кронштадтского совета Васильев. Он был арестован по дороге на собрание, доставлен туда под охраной, т. е. Васильев выступал, будучи арестованным. Но ничего убедительного для матросов Васильев не сказал. В «Известиях Кронштадтского совета» его выступление было охарактеризовано как «бесцельное, очень неопределенное по содержанию»[220]. Возмущенные матросы тут же после его выступления арестовали Кузьмина, вновь Васильева и Зосимова и отправили их в тюрьму на линкоре «Петропавловск». Однако предложение нескольких делегатов арестовать всех коммунистов, присутствующих в зале, было отвергнуто большинством. Собрание проходило в крайне тревожной обстановке. Было известно, что все сотрудники Особого отдела, партийной школы и других учреждений вооружаются. Матросы опасались враждебных действий с их стороны. Поэтому сообщение одного из матросов о том, что слушатели партийной школы с оружием в руках идут разгонять собрание и арестовывать делегатов, и раздавшийся за этим крик матроса с «Севастополя», что около 2 тыс. буденовцев приближаются к Дому просвещения, встревожили собравшихся. В такой обстановке Петриченко заявил, что собрание закрывается, а избранный Ревком переходит на «Петропавловск».

В своих воспоминаниях Петриченко утверждает, что эти «сообщения провокаторского характера» объясняются «по-видимому, желанием коммунистов сорвать собрание»[221]. Но в это довольно трудно поверить. Бывшие на собрании коммунисты, запуганные всем происходящим, пораженные арестом своих лидеров, вряд ли были способны на подобные поступки, а для руководителей собрания было очень важно запугать матросов коммунистической угрозой, существовавшей в действительности, и перевести штаб восстания – Ревком в свою крепость на воде «Петропавловск» и оттуда начать вести активные действия. Прибыв в 5 часов дня на «Петропавловск» Ревком начинает наступление. Петриченко с гордостью писал: «Через час уже было около 800 человек, которым была дана задача занять телефонные станции, чрезвычайки, арсенал, продовольственные склады, хлебопекарни, электрические станции, водокачки, штабы, воздухооборону, крепостную артиллерию и другие учреждения. В 9 часов вечера город был