Таур Керт поднялся, отпуская пленницу, и девушка вскочила, но тут же едва не упала, схватившись за лавку. От жара кузницы рану жгло огнём, и Илис не замечала, что плачет.

Варвар поймал девушку за локоть, придержал.

- Идём. На улице будет легче.

Карко только вздохнул, проводив девушку взглядом. Она шла, заплетаясь ногами, но после того отчаянного крика не проронила ни звука, только слёзы текли и текли из распахнутых в ужасе глаз.

Они так и шли молча до самого дома. Варвар хотел было понести девушку на руках, но она так рвалась, что пришлось выпустить и просто вести под руку, чувствуя крупную дрожь, сотрясающую её тело. Клевер горел на открытой шее гритки, на глазах распухал, поднимая пузырём нежную кожу.

Сейла встретила их на пороге. Посмотрела на мокрое платье Илис, зло взглянула на сына.

- Уходи! – сквозь зубы прошипела она и повернулась к Илис. – Пойдём, милая, тебе нужно переодеться. Не плачь, ожог заживёт быстро.

Таур Керт посмотрел вслед женщинам, постоял, словно не зная, чем занять себя теперь и вышел во двор. Но и здесь бледное лицо гритки с распахнутыми от боли и обиды зелёными глазами не отпускало, стояло перед глазами.

Глухое раздражение от того, что мать не приняла его доводы и снова встала на сторону гритки, не проходило. Надо было идти с Илис, быть рядом, но сейчас гритка вряд ли в состоянии его выслушать. Обида притупится, и он всё объяснит ей. Она должна понять, что другого выхода нет.

Надо чем-то отвлечь её, сделать так, чтобы она быстрее забыла боль. А потом и целебный мох сделает своё дело, поможет быстрее залечить ожог.

Решение пришло неожиданно, и через несколько минут Таур Керт уже был в седле.

Когда он вернулся, мать встретила его на пороге.

- Ох, сынок, что же ты натворил! – устало вздохнула она.

- Где она? – сжал губы варвар.

- Сидит в спальне. Ждёт, пока высохнет платье.

- Почему сидит, а не лежит? Ты сделала перевязку? Может, нужно сменить, чтобы мох всегда был влажным?

- Не лезь не в своё дело, - отрезала мать. – Сама знаю, что делать. И не надейся, за день не заживёт. Не смей её заставлять с тобой ложиться! Слышишь, Таур?

- Слышу! – рявкнул он и повторил слова матери. – Сам знаю, что делать!

- Что это у тебя? – удивлённо спросила Сейла, когда за пазухой сына что-то зашевелилось.

Таур Керт не ответил, обойдя матушку и направляясь в спальню.

Гритка вскинула на него сухие, лихорадочно блестящие глаза и снова отвернулась. Сидела она в одной рубашке, тонкая лямочка сползла, обнажив точёное плечо. Варвар взвыл про себя от того, как обрисовалась под тонкой тканью высокая девичья грудь. Нечего и думать, чтобы поцеловать её сейчас, поймать губами нежный сосок. Утешить гритку и помочь ей забыть все обиды. Прошлой ночью у него получилось, но варвар понимал, что сегодняшнее горе гордячки постелью не вылечишь. Знал, но не мог отвести глаз.

Гритка почувствовала его взгляд, взглянула и спокойно поднялась. Он оторопел, когда девушка встала и прошла к кровати. Легла поперёк, высоко вздёрнув рубашку и раздвинула перед ним ноги. Закрыла глаза и затихла, ожидая. На юном лице не было сейчас ни стыда, ни страха – одна тупая безучастность.

Таур Керт беззвучно выругался, подошёл к кровати, стараясь не смотреть туда, где манил его яркий цветок её плоти.

Илис вздрогнула, непонимающе открыла глаза, когда рядом с её обнажённым бедром плюхнулось что-то мягкое, жалобно заскулило, тыкаясь в её ногу мокрым носом.

Варвар, оставивший ей свой подарок, развернулся и молча вышел, но остановился за дверью, услышав, как зарыдала, забилась Илис.

Мягкий шлепок и жалобный визг – значит, сбросила щенка с кровати.

Не приняла.

Кутёнок был маленький, только от матери, если не выходить его – помрёт.

Таур Керт сжал зубы и повернул к выходу.

Пусть лучше этот малыш, чем она.

Он вернулся в их спальню к ночи. Голова гудела от выпитого, и пол качался так, как будто они были в море.

Некоторое время варвар стоял, широко расставив ноги и смотрел на спящую Илис. Она и во сне вздрагивала и металась. Повязка с целебным мхом смутно белела на шее.

Таур Керт хмурился. Умом он понимал, что обожжённый сантиметр кожи – не та рана, от которой умирают. Он нанёс куда большую рану её гордости, и здесь не помогут никакие перевязки. Только время.

Варвар прошёл к кровати, сел, снимая сапоги. Поводил рукой по кровати, надеясь наткнуться на тёплое тельце щенка, но того нигде не было. Выбросила из комнаты, чтобы не мешал горевать, или мать пожалела кроху?

Он лёг, не раздеваясь. Комната качалась, и гритка тихо, жалобно стонала рядом, металась во сне. Таур Керт повернулся к девушке, хмуро глядя в тревожное лицо. Зря она так крутит головой, только делает себе больнее.

Он осторожно привлёк Илис к себе, коснулся губами чистого лба.

Она была горячая, как печка.

Варвар выругался, трезвея. Что с ней? Рана не должна воспалиться, мох обеззаразит любую грязь! Тогда что, нервная горячка? Таур Керт знал, что с женщинами и такое бывает – они вообще гораздо слабее мужчин, хоть и не любят признавать свою слабость.

Девушка пошевелилась и села на кровати. Он неохотно выпустил её.

- Куда ты?

Илис не ответила, и глаза её были закрыты, как будто девушка до сих пор спала. Спустила ноги с кровати и поднялась, прошла босиком несколько шагов, опустилась на колени. Да что за Карун?!

Таур Керт взгляделся. Там, в углу, лежала скомканная шкура. Когда девушка потянулась к ней, раздался слабый писк. Щенок был здесь!

Илис нащупала на полу рожок с молоком, взяла на руки крохотное тельце. Скоро из угла донеслось мирное чмоканье. Щенок жадно сосал из рожка и хрюкал, захлёбываясь от жадности.

Варвар старался не шевелиться, только улыбался в темноте. Он дождался, пока гритка вернётся в кровать и ляжет, и только тогда дал волнам тяжёлого сна унести его в открытое море, полное беспорядочных видений, качки и беспокойного дыхания его рыжего сокровища, спавшего рядом.

Утром Таур Керт проснулся от того, что гритка тихо охнула. Он поднял голову. Отвернувшись от него, Илис влазила в своё обуженное платье. Некоторое время он смотрел, как она мучается, морщился от головной боли, потом встал и сдёрнул