к юристу для составления описи имущества и прочих бумаг. – Мэри нахмурилась. – Теперь ее выгонят из дому, полагаю, и ей ничего не останется, как искать себе нового мужа. Но она ведь уже вышла из детородного возраста. Кто пожелает взять ее в жены?

Осмыслив эту нехитрую трагедию, я похолодела и невольно поежилась.

– Вы замерзли, Элиза? – заботливо спросила мисс Бартлетт, взяв на себя роль хозяйки дома в отсутствие тетушки. – Позову слуг, пусть разожгут камин.

– О нет, не надо, спасибо. – Я вонзила иголку в ткань, на которой вышивала незамысловатый узорчик, вспомнила, сколько книг по юриспруденции хранится в библиотеке Чарльза Пинкни, и решила, что надо будет научиться самой составлять хотя бы самую простую форму завещания на случай, если это потребуется кому-то из наших ближайших местных жителей. Должно быть, это не так уж и трудно. Тем не менее мне надо будет проштудировать специальные книги, потребуются также образцы документов и, возможно, некоторые наставления от мистера Пинкни…

Мэри рассматривала меня с легкой улыбкой.

– Вы сейчас до смерти заколете иголкой этот несчастный кусочек ткани, Элиза. О чем задумались? – поинтересовалась она.

– О мертвых мужьях, – ответила я, по-театральному зловеще понизив голос, и обе мои подруги рассмеялись.

Поначалу я боялась, что на фоне мисс Бартлетт мы с Мэри Шардон будем выглядеть тощими как палки, но за ужином сочла это преимуществом, ибо мы оказались за одним столом с другими гостями супругов Пинкни – вдовым мистером Лоуренсом и его сыном. Они заглянули к Пинкни после полудня и после многочисленных толстых намеков моей маменьки получили приглашение остаться на ужин.

Маменька, позаимствовавшая у миссис Пинкни шелковый шарф, дабы повысить общий уровень элегантности своего наряда, пребывала в экстазе от возможности свести знакомство с двумя представителями мужского пола, очевидно нуждающимися в невестах, если не сейчас, то в ближайшем будущем. Я приготовилась стойко пережить предстоящий вечер, который грозил затянуться до бесконечности.

Генри, младший из Лоуренсов, оказался худосочным парнишкой на год или на два младше меня. Волосы у него были гладко зачесаны назад, а изгиб рта – губы как будто кривились в усмешке – придавал ему вид бесенка, который только и думает, как бы подпалить кошке хвост, и находит эту идею ужасно забавной. В остальном же казалось, что маленький мальчик пытается играть роль взрослого мужчины, и хотя он был весьма учтив при нашем знакомстве, я не могла отделаться от подозрения, что за этой учтивостью скрывается чувство превосходства.

Я обменялась взглядами с мисс Бартлетт, и она тайком высунула кончик языка в универсальной гримаске отвращения. Мне было очень трудно в этот момент сохранить бесстрастное выражение лица.

Одеты отец и сын Лоуренсы были безупречно; сукна такого высокого качества я не видела даже в Лондоне.

– Что ж, мистер Лоуренс… – начала маменька, едва все мы в торжественной обстановке уселись за стол.

– Называйте меня, пожалуйста, Джон, мадам.

Лоуренс-старший был упитанным джентльменом с водянисто-голубыми глазами и лоснящимся носом. В его внешности как будто сошлись черты людей разных возрастов – волосы могли бы принадлежать человеку старше моего отца, равно как глаза и зубы, а цвет лица и состояние кожи – кому-нибудь помоложе. Возможно, дело было в излишнем жирке, который не давал глубоко залечь морщинам. Щеки его казались идеально гладкими, словно на них не пробивалась щетина, как у других мужчин. Я поискала тонкие морщинки в уголках глаз, которые могли бы указывать на остроумие и веселый нрав, – недавно я заприметила таковые у мистера Пинкни и отметила для себя, что это неплохой способ определить характер незнакомого человека при первой встрече. У мистера Лоуренса искомые морщинки отсутствовали.

Маменька хихикнула:

– Джон, да, конечно.

Я отвернулась и поймала веселый блеск в глазах мистера Пинкни – от него явно не укрылось мое недовольство маменькиными комичными заигрываниями.

– Джон, – повторила она, – как вам нравится в гостях у наших любезных друзей? Вы живете где-то поблизости?

Я подумала, что было бы куда честнее спросить его о финансовом положении и роде занятий напрямую. Этикет, разумеется, таких вольностей не допускал, но и без того было очевидно, куда клонит маменька.

– О, у нашего мистера Лоуренса лучшая шорная мастерская в двух Каролинах, а может, и в целом свете, – вмешался в разговор мистер Пинкни. – Он сделался большим человеком среди дельцов Чарльз-Тауна.

– Вы мне льстите, Пинкни, – проворчал мистер Лоуренс, но при этом раздулся от гордости.

Я представила себе, как маменька сейчас мысленно подсчитывает, сколько денег зарабатывают шорники, и прикидывает, готова ли она снизойти до того, чтобы внести сына Джона, Генри Лоуренса, в список претендентов на мою руку. Мне с трудом удалось сдержать дрожь.

Тот факт, что моя мать всерьез обдумывает возможность породниться с людьми, которых в прежние годы она сочла бы недостойными нас по статусу, независимо от их благосостояния, свидетельствовал о ее категорическом неприятии нынешнего положения дел, устроенного волей моего отца.

– Миссис Лукас, – повернулся к ней мистер Лоуренс, – ваш супруг, я слышал, вернулся на Антигуа. Поговаривают, он претендует на пост губернатора. Правда ли это?

Маменька заулыбалась и слегка расправила плечи:

– Что ж, да, полагаю, скоро наша Элиза станет дочерью губернатора Антигуа. Как занятно… с политической точки зрения.

Таким образом я получила недвусмысленное уведомление о том, что она твердо намерена выдать меня замуж, независимо от планов папеньки. Вместе с тем я поняла, что теперь мне придется не только вести дела на трех плантациях, но и противостоять маменькиным козням.

Я изобразила улыбку, одновременно стиснув зубы так, что голова разболелась.

– До чего же мне повезло сидеть рядом с вами, мисс Лукас, – раздался тихий голос справа от меня.

Я повернулась и взглянула в мальчишеское лицо сына Джона Лоуренса. Зачесанные назад и густо напомаженные темно-рыжие волосы открывали бледный высокий лоб.

– Мастер Лоуренс, – склонила я голову.

– Зовите меня Генри, пожалуйста.

– А вы не слишком малы, чтобы здесь сидеть, Генри? – поддразнила я его, ожидая такого же ироничного ответа.

Вопреки моим ожиданиям, губы мальчика не растянулись в улыбке, а сурово сжались, но это продолжалось лишь мгновение, затем он горестно усмехнулся:

– Знаю, вы не хотели меня обидеть, но мне столь часто напоминают о моем юном возрасте, что это весьма огорчительно. И более всего мне приходится терпеть это от отца.

Я закусила губу, мгновенно устыдившись своей оплошности.

– Вы правы, я не хотела вас обидеть. Это была шутка. Тем не менее я должна извиниться.

– Должно быть, вам такие огорчения неведомы, раз уж отец доверил вам управление своими делами