– Для того, чтобы убить вашего внука?

– Да ты ещё дерзишь мне! Вот уж действительно дрянь, я не ошиблась, что велела Илюше порвать с тобой. В общем, это деньги тебе на больницу, там, кстати, и телефончик есть, это моя знакомая, она сделает всё аккуратно и быстро.

– Вы-то, конечно, знаете это наверняка. Не раз пользовались её услугами, правда? Потому и родили только одного Илюшу.

– Ах ты, мерзавка! – задохнулась дама от возмущения, – Я ухожу! Не желаю больше слушать такую нахалку!

Дверь в комнату затворилась. Милочка осталась одна. Точнее не совсем. Нет, даже отнюдь не одна! У неё есть он – её будущий ребёнок, вот здесь, где-то внизу живота, крохотная жизнь, у которой уже есть своя судьба, и она, Мила, сделает всё, чтобы эта судьба улыбнулась малышу. Она не собирается убивать его, как бы не хотели этого её молодой человек и его мать. Ничего, она справится. У неё есть хоть небольшая, но своя комнатка в малосемейке, доставшаяся ей от бабушки, есть работа, да и с её профессией она может трудиться и дома, когда родится малыш. Мила вдохнула поглубже, расправила плечи, улыбнулась своему отражению в зеркале и сняв с вешалки плащик, вышла из комнаты.

***

Вероника шла по улице уверенным шагом, надо успеть забежать в магазин, купить продукты и корм для собаки, а завтра, в выходной, семья собиралась на дачу – майские праздники, нужно прибраться в домике и просто отдохнуть.

– Мишка снова «забыл» сделать географию, – думала Вероника, – Нужно сказать Фёдору, чтобы сам с ним поговорил, опять звонила учительница, уже третья двойка подряд. На уме одни соревнования по борьбе. Учёбу забросил. Так дело не пойдёт.

Вероника запнулась на выходе из подземки и чуть было не выронила сумку из рук.

– Так, ещё нужно постирать Леркину форму с танцев. А то уедем на дачу, забуду, а потом не отстирается.

Вероника вышла из магазина с полными пакетами. Фёдор будет поздно, так что и ужин тоже на ней.

– Уфф, хотя бы на один день взять передышку, – подумала Вероника и тут же подвернула ногу на ступеньке и полетела вниз, ударившись головой о металлические перила.

Подбежавший мужчина собирал рассыпавшиеся по тротуару яблоки из пакета, какая-то женщина склонилась над ней и что-то спрашивала, но в ушах гудело, всё вокруг плыло, голова кружилась от нестерпимой боли в ноге.

– Ой, у неё кровь, вызовите скорую – верещала полная женщина в пестром платье, кто-то достал телефон.

***

– И как только вы так умудрились, милочка? – цокал языком врач, когда Вероника отошла от наркоза в палате, – Упасть, ну практически на ровном месте, и получить открытый перелом, сотрясение головного мозга и рваную рану головы разом!

– Мужу позвоните, – слабо прошептала Вероника, – Я уже в полном порядке.

– Да уж вижу, что в порядке! А муж уже здесь, ему из приёмного покоя ещё позвонили. Ну что же, будем пока лечиться, завтра вас ещё разок осмотрит невропатолог, а пока лежим, соблюдаем покой. Операция прошла хорошо, осколки соединили, пришлось пока поставить аппарат.

Вероника с горечью взглянула на свою ногу с торчащими из неё спицами, вот тебе и майские праздники.

***

Когда сняли спицы и провели вторую операцию, врач разрешил выходить в коридор на костылях. Вероника потихоньку прыгала на одной ноге, стараясь побольше двигаться, не залёживаться в палате. Здесь она и встретила однажды этого мужчину. Преклонных уже лет, лицо покрыто морщинами, невысокого роста, со щетиной на лице, редкие седые волосы уложены набок, задумчивый, глубокий взгляд, дрожащие пальцы.

– Выпивает? – подумала про себя Вероника, когда мужчина впервые подсел к ней на диванчик в коридоре. И тут же стыдливо одёрнула себя, укорив за осуждение и скоропалительные выводы.

– Что читаете? – спросил мужчина.

– «Зулейха открывает глаза», новый бестселлер, роман Гузель Яхиной, она из Казани, – зачем-то пояснила Вероника.

– Вот как. А я всё больше классику. А с ногой-то что?

– Да вот, упала, буквально три ступеньки не смогла перешагнуть, как нормальный человек, – рассмеялась Вероника, – Да я всю жизнь, честно говоря, была неуклюжей. Мама даже забрала меня из детского садика, потому что я вечно попадала во всякие ситуации. Однажды даже повисла на веранде, зацепившись пояском платья за угол крыши. Невысоко, конечно, метра два там, но для ребёнка вполне себе даже высота. В наше время воспитателя бы по судам затаскали, а тогда с этим проще было, люди понятливее что ли. Мама решила, что не стоит больше искушать судьбу и решила работать на дому, чтобы я была под присмотром.

– Да, значит вы с детства хулиганка, – улыбнулся мужчина. Улыбка его была грустной и какой-то даже печальной, – А кем же работала мама?

– Она была швея, – Вероника помолчала, – Шесть лет назад мамы не стало.

– Простите.

– Всё нормально. Как говорила мама, это всего лишь жизнь, так и должно быть, старые листья опадают, чтобы дать дорогу новым. За осенью всегда приходит весна. Мне её очень не хватает.

– Мудрая была ваша мама.

– Очень. Она вырастила меня одна. Отец бросил её, когда узнал, что она забеременела. Но мама справилась. Правда замуж больше так и не вышла. Не смогла больше никому поверить, как она сказала.

Оба замолчали.

– Однажды я поступил так же, как твой отец, – проговорил, спустя несколько минут молчания, мужчина.

– Молодой я тогда был. Двадцать лет мне было. Когда она сказала мне, что беременна, я испугался. Как жить будем, думал я. И я смалодушничал. Предложил своей девушке сделать аборт. Мы поссорились. Прошло месяца два. Я сходил с ума. Она не шла у меня из головы. И я принял решение, что плевать, как нибудь выдюжим, буду работать по ночам. Пришёл к ней. А она встретила меня холодно. Мама, говорит, твоя была уже у меня. Денег дала на аборт. А я, говорит, её послушала. Так что нет больше никакого ребёнка. Убила я его. Спасибо вам, что жизни научили да на путь наставили. Вот так она мне ответила…

Мужчина замолчал, в глазах его стояла невыразимая, щемящая тоска.

– А ведь сейчас моему ребёнку было бы почти сорок лет.

– Что прошло, того не вернуть, – Вероника положила свою ладонь поверх его ладони, она была грубая и местами в шрамах, – Я своего отца давно простила.

– Вы правы, конечно, – ответил мужчина, – А вот теперь мне под шестьдесят, жизнь почти прошла, можно сказать. И я, слава Богу, своё получил. Ответил за свой грех.

Вероника постеснялась спросить, что же случилось с ним, а тут как раз и медсестра позвала её на перевязку.

***

– Вы бы поменьше общались с этим пациентом, – сказала медсестра, ловко бинтуя Вероникин голеностоп.

– А что с ним не так?

– Он к нам с улицы поступил. По скорой. Бомж он. Хотя квартира есть. Да сынок единственный пьёт по-чёрному, несколько раз избивал его, он к нам в травматологию не впервые уже поступает. Жаль его, конечно, но что поделать. Подписал, говорят, на сына квартиру, а сын вот как с ним… А теперь вот сынок и вовсе его из квартиры выгнал. Второй год бомжует. Может заметили, трёх пальцев у него нет на левой руке? Прошлой зимой отморозил.

В груди Вероники шевельнулось нечто, что поднималось всякий раз, когда она видела или слышала то, что было противоестественно её мировоззрению, сначала медленно, словно тлеющий уголёк, а затем всё более и более разгораясь и превращаясь в бушующее пламя. В такие минуты ей хотелось, взяв в руки знамя, выступить из окопа и пойти против врага, ведя за собой товарищей.

В последний раз она испытывала подобное чувство, когда Лерка притащила домой собаку со сломанной лапой