Мы оказались в шумной зале и на мгновение замерли друг перед другом в странном и необъяснимом смущении.

Снова заиграла музыка, но я не шевелилась, разглядывая мужчину при ярком свете. Он был моложе, чем мне могло показаться! По крайней мере, уж точно моложе тех, с кем мне приходилось танцевать этим вечером по указке отца. И все же ему было лет двадцать пять или что-то около того, то есть почти на десять лет старше меня! Мне казалось, что в глазах этого иностранца я неразумное дитя, капризное и избалованное, однако я не собиралась разубеждать его в чем-либо.

Черты его лица были несколько грубоватыми, суровыми, хотя светлые серо-голубые глаза, в которых так отчетливо читались ум и проницательность выдавали в нем человека высокого происхождения и благородного воспитания. Ну а судя по мундиру можно было предположить, что там, откуда он приехал, мужчина был офицером какого-то важного чина, несомненно, богат, влиятелен и…крайне раздосадован и раздражен тем, что с ним происходит — теперь это было очевидно.

Краем глаза коснулась появившегося, словно из неоткуда, отца и замерла, подобно дикому зверю уже пойманному в капкан и осознавшему всю бесполезность совершенных метаний.

Незнакомец проследил мой взгляд, встретился с злым, отравляющим взглядом отца и нагло усмехнулся.

А что если они знакомы или этот тип решит пожаловаться на меня? Что, если ему не захочется идти на поводу у такой, как я?

Кажется, я забыла, как дышать, плечи снова едва удерживали невидимый груз, но я не сдавалась, держала спину идеально прямой, и только глаза предательски жгло от глупых слез, наивного разобиженного дитя.

— Позвольте пригласить вас на танец? — громко, учтиво, изображая на лице участие и крайнюю заинтересованность, произнес иностранец.

Он смотрел мне в глаза и больше не замечал отца и никого вокруг.

Я ответила кривой улыбкой и приняла протянутую руку.

Странно но его прикосновения не пугали и не вызывали отвращения. Он держал меня легко, не позволяя себе и намека на дерзость или пошлость, и в то же время в руках незнакомца я впервые за долгое время почувствовала себя в безопасности.

А еще с ним мне хотелось говорить, слушать его голос, даже если я вызываю в нем лишь раздражение и насмешку.

— На самом деле я ненавижу танцевать! — призналась ему.

Мужчина выглядел несколько удивленным.

— Однако настаивали на необходимости станцевать с вами? — вежливо заметил он.

— Да, и я уже пояснила, зачем это мне нужно!

— Я понял лишь то, что вы намерены позлить своего отца, — снисходительно выгнув бровь, напомнил он.

— Я всего лишь не намерена выходить замуж, — отозвалась я, с вызовом глядя в глаза мужчины.

В его взгляде мелькнуло понимание и даже что-то похожее на жалость, но я не нуждалась в его сочувствии и отвернулась.

Мимо пронеслась пара. Невероятная красивая, высокая, утонченная фигура в алом платье — его супруга и молодой русский офицер с на редкость пошлым и дерзким выражением лица. Партнер держал женщину очень близко и с широкой улыбкой рассказывал ей что-то, низко склонившись над ухом своей дамы. Она тоже улыбалась и совершенно не замечала меня в руках своего супруга.

Я ощутила некоторое смущение и даже злость: что она нашла в этом мальчишке? Сбившись с шагу, наступила на ногу партнера, густо покраснела, прикусила губу и опустила глаза.

— Простите, я скверно танцую и вечно все порчу! Мисье Гранель считает, что я совершенно безнадежна, — виновато пробормотала я.

Кажется, мои бормотания заставили мужчину отвлечься от яростного созерцания жены, плавно кружащейся по залу в руках другого. А уж когда я во второй раз наступила ему на ногу и издала судорожный вздох, он вдруг заговорил снова.

— Вы небезнадежны, юная леди! Вы всего лишь напряжены, молоды и неуверенны в себе! — со знанием дела, заметил он.

Я посмотрела в суровое, несколько нахмуренное лицо и улыбнулась.

— Попробуйте закрыть глаза, расслабиться и прислушаться к себе! Я веду, и вам следует только довериться мне!

— Бал — это вовсе необязательно пошлое светское мероприятие, — угадывая мое скверное настроение, мужчина по-доброму улыбался. — Бал — это возможность ненадолго уйти в другую реальность, где вашим телом и душой правит музыка, а не условности, приличия и связи. Закройте глаза и расправьте крылья, а я прослежу, чтобы вы не разбились во время первого полета!

И я не смогла спорить, околдованная пронзительным взглядом холодных глаз своего партнера.

Я опустила веки, созерцая мир сквозь ресницы, глубоко вдыхая и наполняя грудную клетку уже не воздухом, но музыкой. Дышала ею глубоко и чувствовала необыкновенную легкость, а вокруг не было никого, только кто-то надежный, удерживающий меня над пропастью и позволяющий парить, но не падать.

Волшебство закончилось в тот же миг, когда музыка стихла, с последними аккордами растворяясь в людском гомоне.

Я раскрыла глаза, оглушенная и растерянная, окутанная цепкими взглядами, заинтересованными, раздевающими и царапающими. Отец, приметивший такое внимание, уже не казался раздосадованным, скорее удовлетворенным моим поведением и предвкушающим удачное разрешение затеянного дела.

Я оторопела и почти не дышала. Мужчина выпустил мою руки и тоже смотрел на меня странным удивленным немигающим взглядом. Кажется, во время этого танца он тоже разглядел во мне слишком много. Я почувствовала себя обнаженной и беззащитной из-за него.

— Зачем вы это сделали? — обвиняюще произнесла я, севшим от волнения голосом.

Он собирался что-то ответить, но дама в красном, его супруга, неожиданно возникла перед нами и завладела всем его вниманием, аккуратно оттесняя меня и совершенно игнорируя принятый этикет.

Неужели мне удалось вызвать в ней ревность? Это то, ради чего он согласился на этот вальс? Он доволен эффектом?

Жена заглядывала ему в глаза и призывно улыбалась, ее ладонь легла на грудь мужа, а глаза обещали намного больше, чем могла понять я в свои пятнадцать. Мужчина больше не замечал никого вокруг, торопливо уводя свою женщину прочь.

А я… странное ощущение свободы и полета поселилось во мне навсегда, Я больше не была прежней после этого вальса. Я полюбила язык тела и музыки раз и навсегда и… никогда и не с кем больше так не танцевала. Я убедила отца, что увиденное было ошибкой, что опытный офицер умело вел в танце, в то время как я лишь едва поспевала за ним. Я вновь стала неуклюжей, молчаливой и даже грубой с другими партнерами и только наедине с Лисенком могла мечтать о настоящей свободе, о крыльях, которые у меня отобрали.

Я снова и снова видела себя в руках незнакомца, скользила по паркету, забывая обо всем на свете — была счастливой и свободной!

Просыпаясь, я все тверже верила, что снова буду ходить и главное, снова буду танцевать по-настоящему так, как было тогда и даже лучше! И никто не сможет меня остановить! Я смогу победить отца, если буду верить…