– А что если поехать не в Алжир, а к океану? Побережье – больше тысячи километров, почему бы нам туда не съездить?

– До побережья через всю пустыню ехать, потом обратно, где же взять столько бензина?

– А мы рыбы наловим, насушим на солнце, вот тебе и на еде экономия, и на бензин хватит. – Когда речь шла о возможности поразвлечься, энтузиазм мой не знал границ. Отчаиваться я не собиралась.

На следующие выходные мы взяли палатку и, проехав не менее ста километров вдоль каменистого побережья, устроились на берегу на ночлег.

У каменистого берега без пляжа есть свои преимущества: со скалы удобно закидывать удочку, а во время отлива из-под воды показывается всякая живность: прилепившиеся к камням моллюски, забившиеся в щели крабы, осьминожки, прячущиеся в ямках с водой, змееобразные пятнистые угри, скаты, похожие на круглые тарелки. В усеявших скалы полчищах черных ракушек я узнала морское лакомство – мидий. А толстенная морская капуста, из которой, предварительно ее высушив, можно сварить суп! Плававшие на поверхности воды куски дерева напоминали современную скульптуру, а из разноцветных камушков, приклеив их на картонку, можно собирать целые картины. На этот берег явно не ступала нога человека – такой он был первозданный и такой изобильный.

– Какое богатство! Сокровищница царя Соломона! – восклицала я, прыгая по скользким камням.

– Вот на этих камнях – твой участок работы, собирай, пока отлив! – Хосе вручил мне ведерко, нитяные перчатки и ножик, а сам переоделся в водолазный костюм и отправился нырять за крупной добычей.

Меньше чем через час я наполнила ведерко моллюсками и мидиями. Еще я поймала шестнадцать красных крабов, огромных, размером с тазик для умывания. В ведерко они не влезли; я соорудила из камней тюрьму и посадила их туда. И морской капусты я собрала большую связку.

Когда Хосе вылез на берег, к поясу его были привязаны больше десятка здоровенных бледно-красных рыбин.

– Так много всего, не успеваешь собирать! – только сейчас я познала счастье настоящей жадины.

Хосе взглянул на моих крабов и наловил еще два десятка черно-серых маленьких крабиков. Он сказал:

– Маленькие крабы зовутся nécoras, они вкусней больших.

Вода потихоньку прибывала, и мы отошли к скалам. Соскоблили с рыбы чешую, выпотрошили рыбьи желудки и промыли кишки, набили рыбой целый мешок. Я сняла штаны, связала штанины узлом и вывалила в них всех крабов. Ведерко я привязала к веревке, так и полезла с ним вверх по скалам. Первые рыбачьи выходные удались: мы вернулись домой с богатыми трофеями.

По дороге домой я изо всех сил торопила Хосе.

– Скорее! Позовем на ужин холостых коллег из общежития!

– Ты же рыбу солить собиралась, – удивился Хосе.

– Но это же наш дебют! Надо позвать друзей, а то они вечно едят всякую дрянь.

Услышав это, Хосе повеселел. По дороге домой мы купили ящик пива и полдюжины бутылок вина для гостей.

В следующие выходные коллеги Хосе попросили взять их с собой на рыбалку. На радостях мы закупили пять кило говядины, пять больших кочанов капусты, нажарили больше десятка яичных лепешек, взяли с собой маленький холодильник, угольную жаровню, пять больших баллонов с водой, шесть пар перчаток. В довершение всего купили ящик кока-колы и ящик молока. Выехали торжественной вереницей в несколько машин, катались по побережью, а на ночь встали лагерем; жарили мясо, болтали обо всем на свете и веселились от души. О намерении экономить деньги мы как-то незаметно позабыли.

В нашей семье нет никого, кто ведал бы деньгами. Деньги мы кладем в карман китайской стеганой куртки; кому надо, тот и выуживает оттуда купюру. Если кто-то удосуживается записывать, то пишет на первой подвернувшейся под руку бумажке и бросает ее в сахарницу.

После нескольких поездок на побережье карман опустел, а сахарница наполнилась бумажками.

– Опять ничего не осталось! Так быстро… – пробормотала я, обняв свою куртку.

– Мы же ездили на побережье, чтобы рыбы засолить и на еде сэкономить, а в результате еще больше потратились, – Хосе недоуменно почесал затылок.

– Дружба – тоже бесценное богатство, – только и нашла я, что сказать в утешение.

– На следующей неделе наловим рыбы на продажу, – преисполнился решимости Хосе.

– Точно, рыбу можно не только есть, но и продавать! Ты просто гений, мне это и в голову не пришло! – Подпрыгнув от радости, я потрепала Хосе по голове.

– Лишь бы потраченные на развлечения денежки отбить, и баста! – Хосе не жадный.

– Отлично! В ближайшие выходные и начнем! – меня обуревала алчность и жажда наживы.

В следующую субботу, в полпятого утра, мы впотьмах погрузились в машину и, стуча зубами от холода, отправились в путь. Положившись на свою храбрость и знание дороги, мы выехали в темную пустыню.

Около восьми утра, когда солнце только взошло, мы добрались до побережья. Вышли из машины, оставив за собой бесконечную пустыню, такую загадочную и такую спокойную, и увидели, как бурные волны разбиваются о прибрежные скалы. В лазурно-синем безоблачном небе летали стаи чаек, их редкие возгласы тонули в окружавшей нас безмолвной пустоте.

Я опустила воротник куртки, распростерла руки, подняла лицо навстречу ветру и замерла в этой позе.

– О чем ты думаешь? – спросил меня Хосе.

– А ты? – спросила я в ответ.

– А я вспомнил «Чайку по имени Джонатан Ливингстон».

Хосе – светлая голова: в такое время и в таком месте он, конечно, вспомнил об этой книжке. И попал в самую точку.

– А ты? – снова спросил он меня.

– А я воображаю, будто безумно влюблена в красивого хромого офицера и гуляю с ним сейчас по высокому берегу. Вокруг цветут прекрасные рододендроны, мои волосы растрепались на ветру, а он пристально смотрит на меня… Какой романтичный и какой тяжелый день! – Я трагически вздохнула, закрыла глаза, обхватила себя руками и выдохнула, довольная собой.

– Выступаешь в главной роли в «Дочери Райана»? – спросил Хосе.

– Угадал! Ну ладно, пора за работу.

Я хлопнула в ладоши, размотала леску и приготовилась удить с берега. Безумные фантазии придали мне вдохновения – это был мой способ справляться с однообразием жизни.

– Сань-мао, сегодня придется хорошенько потрудиться! Давай помогай, – с серьезным видом наставлял меня Хосе.

Мы стояли на камнях у берега. Хосе пошёл нырять: каждый раз он выныривал с рыбиной на кончике копья. Он кидал рыбу на мелководье, где я быстренько ее подбирала и, усевшись коленями прямо на камни, чистила ножом, потрошила, мыла и складывала в пластиковый мешок.

Почистив две-три здоровенные рыбины, я исцарапала себе руки до крови, а от соленой воды они болели еще сильней.

Хосе то появлялся над