мне, когда Миша взял какой-то предмет, лежащий рядом, и, всё еще оставаясь внутри меня, насадил меня, как сахарную вату на палочку, на резиновый дилдо. От вновь накатившей волны у меня вырвался громкий стон, и я прикусила себе запястье, чтобы не разбудить всех сотрудников BartonBro, оставшихся на ночь в отеле. Я почувствовала, как уже было ослабевший и выскальзывающий из меня член моего босса вновь оживает и начинает распирать мои тесные стены, а его резиновый близнец заполнил всю меня до самого горлышка. Запертое внутри меня наслаждение билось в моём животе словно в клетке, а Миша продолжал впиваться в меня, как будто пытаясь пробить меня насквозь…

Глубокой ночью, уже под утро, я шла в свой номер, петляя по запутанным коридорам загородного особняка, и не кровь, а виноградный сладкий сок тёк по моим венам. Заблудившись в закоулках старинного дома, я подошла к какой-то двери, показавшейся мне знакомой. Она была не заперта, и я открыла её. Сначала я окунулась в темноту, но через пару секунд глаза привыкли, и я увидела силуэты двух людей у кровати с балдахином. Я с удивлением, смешанным с брезгливостью наблюдала, как один из них стоял, нагнувшись и опираясь руками о деревянные перекладины, а второй самозабвенно вгонял в него свой поршень, и его просто гигантская мошонка раскачивалась как мешок с голышами и хлестала партнёра по белеющим во мраке ягодицам. За какие-то доли секунды я незаметно вышла из комнаты и бесшумно затворила за собой дверь, пытаясь вспомнить, где же я видела этих двоих раньше. Пока моя фотографическая память художника не подбросила ответ: модный красавчик-певец Иллари, а тип с огромными яйцами – крупный бизнесмен и клиент BartonBro. Но в тот вечер меня уже ничто не удивляло, как и оказавшиеся с собой на корпоративе у моего начальника дилдо и лубрикант…

После корпоратива моя жизнь кардинально изменилась: я стала страшим креативным дизайнером в BartonBro, но даже не это окрыляло меня больше всего, а то, что почти через вечер я получала от Миши короткое смс ̶ «жду», и не помня сама себя от счастья ехала сначала в Новокосино, где я снимала крохотную обшарпанную двушку ещё с двумя подругами, переодевалась, брала запас одежды и отправлялась на метро уже в Черёмушки, где в доставшейся ему от бабушки квартире жил мой начальник. Миша много и красиво рассуждал: из него я как из бездонного колодца черпала знания про бренды, бутики, клубы, рестораны, места и людей, но не это было главное в наших встречах. Я, привыкшая к безыскусной любви провинциальная девочка, по мановению желания моего начальника превращалась в развратную и искушённую женщину-вамп, на которой он тренировал свою фантазию. Его тумбочки и шкафы были забиты немыслимыми для меня в те времена секс-игрушками, а наши ночи были наполнены до краёв липкими от желания стонами и шёпотом.

Рано утром, когда Миша еще спал, я ехала в офис, чтобы успеть до нового свидания сделать все валившиеся и валившиеся на меня без перерыва проекты. С тёмными от недосыпа кругами под глазами и заострившимися скулами я просиживала часами у монитора, отвлекаясь только на пятиминутные перекуры со своим другом Антоном. Иногда я ловила на себе его странный пристальный взгляд, но не более того. Мы продолжали работать, как проклятые, тем более близилось окончание года, когда подводятся итоги и подбиваются премии и зарплаты.

Со стороны, скорее всего, никто ничего не замечал: Миша всё так же приходил на работу к обеду, раздавал нам задания и проверял выполненные задачи. Иногда мне в аську приходило сообщение: «Через десять минут», и я знала, что он сейчас выйдет из кабинета, а через десять минут и я последую вслед за ним, пройду по тёмному коридору арендуемого нашей компанией особняка и попаду в пыльный и заставленный стеллажами с журналами и каталогами архив. Дверь за моей спиной закроется, и я буду стоять на коленях, отсасывая у Миши, а потом он уложит меня грудью на стол и оттрахает сзади. Быстро и жёстко. И я была счастлива. Потому что, застёгивая ширинку, Миша всегда целовал уголок моего рта: сначала легко касался сухими губами правого уголка, а затем – левого. И я шла дальше работать, чувствуя, как по внутренней стороне моих бедер стекает сперма…

Мой босс был в очередной деловой поездке, когда в декабре нас вдвоём с Антоном вызвал к себе генеральный директор и рассказал о новом тендере, в котором участвовало агентство. Некий очень богатый бизнесмен решил вложиться в свой собственный бренд элитной водки, под который мы должны были создать легенду, название, дизайн и стратегию продвижения. Даже я к тому времени уже понимала, что вся водка разливается более-менее из одной бочки, но сделать ее желанной и роскошной может только настоящий художник. Срок нам поставили до конца года, и мы с Антоном с энтузиазмом взялись за работу.

Мы сразу решили, что это будет водка, предназначенная на экспорт, как, например, Beluga, но при этом она должна будет будить тёплые чувства у исконно русского человека. После непродолжительного мозгового штурма мы придумали сказку о том, как некий Пьер Толстой ̶ потомок русских эмигрантов-аристократов из Франции, решил вернуться в обновлённую Россию, чтобы создать самую чистую и кристальную водку из золота нашей пшеницы ̶ зёрнышко к зёрнышку. Он поехал на родину предков, где у его прапрабабушек и прапрадедушек были родовые усадьбы ̶ в Саратовскую губернию, и основал среди бесконечных лугов и полей небольшой заводик, выпускающий не больше тысячи бутылок божественного напитка в неделю. Назвать мы её с Антоном решили просто и неприхотливо ̶ Château Russe ̶ «Русская крепость», но на французском, справедливо предположив, что какой же русский не любит французский, а уж крепкую водку ̶ тем более. После этого я начала работу над логотипом и этикеткой, взяв за основу все старорусские мотивы и картины Васнецова и Кустодиева. И через несколько бессонных ночей представила на суд Антона бесконечно яркую, всю в алом и сусальном золоте картинку, где райские птицы Сирин и Алконост сидели на ветвях старинного дуба, обвитого златой цепью, а словно слепленный из разноцветных изразцов кот соседствовал с прекрасной русалкой, чьи локоны переплетались с тщательно вырисованными дубовыми листочками. Сама по себе бутылка теперь стала маленьким произведением искусства, этикетку которой хотелось рассматривать и читать, как книгу сказок.

Мой друг был бесконечно впечатлён проделанной работой, и за пару дней мы сверстали с ним не менее