Шрифт:
Закладка:
— Кто полетел первым, Ли? — не дал уйти мне от темы Алирийский. Мне никак не удавалось отвести взгляд от его страшных глаз. Мне хотелось видеть в них сочувствие, понимание — и я их видела, но от этого становилось только больнее. Я слишком хорошо знала об их причине — и не хотела о ней думать.
— Я, — выдохнула. — Джей кричал мне вослед: «Вот летит человек, который всех вас поднимет в небо»… Я попыталась улыбнуться сквозь слезы, но ничего не вышло.
— Потом пришла очередь Джейсона?
— Да… потом… он, — меня затрясло. Голова закружилась и взорвалась болью. Я снова начала вырываться, умолять, угрожать, то и дело путаясь в интонациях. Я орала «Ну пожалуйста!» и шептала «Ненавижу». Мой мучитель крепко прижал меня к себе, так что я вздохнуть не могла, не то, что шевельнуться.
— Что было потом?
Как же я мечтала оглохнуть, чтобы только не слышать этот хрипловатый низкий голос, ввинчивающийся в уши, смущающий почти невозможным сочетанием жестокости и сожаления, безжалостно срывающий корку со старой раны, пробуждающий то, что я так старалась забыть…
— Ли!
— Он… столкнулся… Я ведь даже не заметила, как… Все было чисто… А Джей, он немного близорук… и…
— С кем он столкнулся, Джулия?! — показалось, меня ударили хлыстом. Я дернулась от этого строгого приказного тона, но Экхарт только сильнее сжал руки.
— С драконом, провались вы ко всем хрущам! — выкрикнула, едва не теряя сознание от боли, что жгла изнутри огнем. — С белым, медведь бы его побрал, драконом… Не знаю, откуда он взялся… Так глупо…
Будто наяву мне виделось, как на фоне белых облаков мелькает почти не отличимый от них силуэт и несется наперерез «крылу». Я даже не успеваю испугаться: ведь такого просто не может быть. Как могут двое не разойтись в воздухе, в этом безбрежном небесном океане? Столкновение, взрыв артефакта — «крыло» разворачивает и отбрасывает, будто детскую игрушку. Одно крыло дракона становится алым… он пытается выровняться в воздухе, но тщетно… И через какое-то мгновение, оба они — и Джей, и дракон падают вниз на камни…
«Нет… нет, пожалуйста… Нет-нет-нет!»
Казалось, что я кричу в голос… что я сорву его с концами. Лишь через некоторое время я поняла, что тихо бормочу эти «нет», уткнувшись носом в грудь Алирийскому и заливая слезами его жилет, а сам дракон, все так же крепко сжимая жертву в своих лапах, размеренно гладит меня по волосам и спине, словно несмышленыша.
— Его звали Эрвин, — глухо и очень ровно произнес Экхарт. — Ему едва исполнилось четырнадцать.
Я снова дернулась, скорее угадав, чем услышав за этим спокойствием отзвуки затаенного горя и, немного отстранившись, заглянула в его глаза.
— Он… ваш?… — продолжить я не смогла — разлетелась во мгновение ока на сотни золотистых искр — но он и так понял.
— Каждый из них — наш, — ответил, усмехнувшись с такой светлой печалью, что меня снова бросило в дрожь.
Он крепко обхватил ладонями мои плечи, и, склонившись так, что наши глаза оказались вдруг совсем близко, очень четко и раздельно произнес: «Ли, я хочу, чтобы ты ответила мне: где сейчас твой брат?»
— Он… он… — заблеяла я, но мысли ускользали и отказывались обращаться в слова. И с каждым таким провалом набирала силу злость на ящера: да как он смеет намеренно причинять мне боль, что он о себе возомнил? И когда эта злость заполнила меня изнутри, я снова рванулась, пытаясь скинуть его руки.
— Пустите, вы, изверг! Мне плевать, что вы там хотите… Вы сами прекрасно знаете ответ, и я не собираюсь больше вас развлекать!
Все мои попытки оказались совершенно бесполезными — драконьи лапы казались стальными кандалами, и во взгляде ящера блистала та же светло-голубая сталь. Мне только и осталось подвывать от бессильной ярости.
— Ответь — и все закончится, — произнес он, и не подумав хоть немного ослабить хватку.
— Садист! Живодер! Гад! — Бросала я ему в лицо, все еще пытаясь трепыхаться.
— Где он? — Алирийский лишь крепче сжимал пальцы на моих плечах, и в какой-то момент я не выдержала.
— Мертв! Джей мертв! — закричала я. — Слышишь ты, чудовище? Его больше нет… Ты это хотел услышать?
Это признание забрало все мои силы — и я затихла в руках дагона, едва не повиснув на нем безвольной тряпкой. Даже плакать уже не могла.
До этого мне казалось, что " свет померк» — это просто выражение. Оказалось, нет. Все краски вокруг стали блеклыми, грязными, будто я смотрела на мир через серое стекло. И с чувствами творилось то же самое. Все что я могла ощущать — это безмерную усталость и тупую ноющую боль в груди.
— Перенесите меня обратно, — попросила почти безразлично, не глядя на стоящего рядом мужчину.
— Хорошо.
Ящер наконец-то отпустил мои плечи, и я едва не пошатнулась, но заметив, что он снова намеревается меня подхватить, тут же сделала вполне уверенный шаг в сторону.
— Не трогайте меня, — попросила тихо. — Пожалуйста. Вы уже сполна отомстили за мои слова.
Он долго смотрел куда-то в сторону с непроницаемым выражением на лице, потом коротко кивнул, подхватил свой сюртук, мои вещи — и открыл переход в свой кабинет.
— Ли! — окликнул он меня на прощание. Я обернулась, разглядывая исключительно лацканы его сюртука. — Разве твой брат не достоин памяти?
Я молча развернулась и вышла прочь из его кабинета.
И первое, что сделала, вернувшись к себе в комнату — засунула почтовую шкатулку подальше под кровать.
* * *
— Я в горы.
Дартен отвлекся от старинного философского трактата, который изучал, посмотрел на стоящего перед ним друга — и зеленые змеиные глаза неприятно сузились.
— Не смешно, — произнес он.
— А я, если видишь, не смеюсь.
— Да уж вижу.
В представлении дагона Фаррийского хуже Эрха забавляющегося был только вот такой Эрх — серьезный до мрачности.
— Нашел время… Завтра Совет, не забыл? Мне совершенно не нравится…
— Успею. И не помню, чтобы я интересовался твоим мнением, — прервал Алирийский.
— А стоило бы. — Дарт поднялся на ноги и подошел ближе, разглядывая непривычно хмурое выражение лица Экхарта. — Хм… не знай я тебя, мог бы подумать, что стряслось что-то серьезное, а так — скорее предположу, что ты снова…
— Не знай я тебя, — в тон ему протянул воздушник, не дав Дартену договорить, — уже на третьем слове ты получил бы по морде.
Фаррийский поморщился от подобной грубости и покачал головой.
— Ладно, раз шутишь — если это можно назвать шутками