— Я так не думаю. Наоборот я уверен, что у нас такой фильм не снимут. А вот скажем в Англии, вполне могут, чтобы показать всем какие нехорошие эти русские. А кстати, я как-то не совсем понимаю вашего Трепова. Ведь для аристократа какой-то арестант не более чем грязь под ногами. Я полагаю, что английский лорд обратил бы на этого арестанта не больше внимания, чем скажем на муравья. Это что, русская традиция столь бурно реагировать на такие мелочи?

Я посмотрел на Мещерякова. Тот немного покривившись, нехотя произнёс:

— Видимо Фёдор Фёдорович не посчитал такое пренебрежение к его званию мелочью и вспылил.

— Аристократ разгневался на «муравья» не заломившего шапку при появлении его сиятельства? — насмешливо спросил я.

— Дело в том, что при всех его несомненных заслугах, Фёдор Фёдорович происхождения несколько затемненного. Он приемный сын действительного статского советника Ф. А. Штенгера. Ходили слухи, что его отцом был Великий князь Николай Павлович — будущий император Николай Первый. Хотя, на мой взгляд, это утверждение весьма сомнительно.

— Вот как! Тогда конечно становится понятней, такая странная реакция градоначальника. Дяде во всякой мелочи чудилось напоминание о его туманном происхождении.

Почему-то у меня в памяти всплыли строчки замечательного поэта Олега Чухонцева читанные в той жизни.

'Наше дело табак,

коль из грязи да в князи

вышло столько рубак,

как собак на Кавказе.

Вышло столько хапуг

из холопов да в бары…'

— Что вы там бормочете? — услышал я вдруг голос Мещерякова.

— А…! Не обращайте внимания, просто вспомнил кое что.

— Мне кажется господин Забродин, что вы пренебрежительно относитесь к главной опоре российской государственности.

— Простите Ваше Превосходительство! Вы это о чём? — с недоумением спросил я.

— О дворянском сословии, разумеется, — произнёс Мещеряков.

— Вы действительно думаете, что дворяне являются такой опорой? — удивился я.

— А вы так не считаете? — с некоторой холодностью спросил Мещеряков.

— Видите ли, уважаемый господин Мещеряков, я в некотором отношении похож на казахского певца-акына, который едучи на коне, поет то, что видит. Так вот я вижу, что потомственное российское дворянство упускает свой шанс по-прежнему оставаться опорой престолу.

— Упускает шанс? — переспросил Мещеряков. — Извольте обосновать ваши домыслы.

— До конца восемнадцатого столетия дворяне действительно были одной из двух главных опор престола. Второй опорой было многочисленное крестьянство. Лишь эти два сословия были кровно заинтересованы в сохранении и усилении самодержавия и находились в своеобразном симбиозе друг с другом. Крестьяне, являясь основным податным сословием, несли немалые тяготы обеспечения остальных хлебом насущным. Дворяне же также несли тяготы в основном военной службы, платя подати кровью. А после освобождения дворян от обязательной службы, поместное дворянство из опоры стало довольно быстро превращаться в гирю на ногах самодержавия. А на крестьян свалился ещё и рекрутский набор. Так что им пришлось нести двойные тяготы.

Мещеряков жестом остановил поток моего обличительного красноречия:

— Вы господин Забродин очень сильно упрощаете, описывая ситуацию с «Жаловонной грамотой дворянству». И очень слабо разбираетесь в этом вопросе.

— Не буду спорить. Но я знаю конечный результат всех этих телодвижений призванных утвердить дворянство в качестве главной опоры самодержавию. В том мире кончилось всё это для дворян довольно плохо. И здесь, судя по реакции нашей интеллигенции на оправдание несомненной террористки Засулич, кстати дворянки, всё идёт к тому же.

— Мне кажется, что вы господин Забродин, слишком много внимания уделяете этому незначительному эпизоду, — сказал Мещеряков.

— Нет господа, я специально заострил внимание на деле Засулич. В том мире это событие в некотором смысле оказалось знаковым и то, что оно и здесь произошло, наводит на определённые мысли.

— Вы сказали мысли. Так поделитесь с нами плодами ваших измышлений, — саркастично сказал Мещеряков.

— Отчего не поделиться, конечно же поделюсь. Так вот если и здесь произошёл этот эпизод, то это означает, что ваш мир идёт по тому же пути, что и мир моего alter ego. И у вас впереди менее тридцати лет. Если ничего не изменится, то вас, господа, начнут вешать на телеграфных столбах.

Все четверо изумлённо на меня уставились. Наконец Мещеряков, прокашлявшись, произнёс:

— Извольте объясниться господин Забродин!

— В том мире в 1917 году в России произошла революция. Вернее даже две. Февральская, когда генералы заставили царя отречься от престола, а буржуазия создала Временное правительство и Октябрьская, когда партия большевиков в союзе с левыми эсерами и анархистами свергла уже временное правительство. А потом два года шла гражданская война. В результате дворяне и высшая аристократия были частью уничтожены, частью отправились в эмиграцию, а частью перешли на сторону новой власти. Вот так господа!

— Этого не может быть! — твёрдо сказал Мещеряков.

— Не может быть говорите? Убийство цасаревича Алексея, императора Петра Третьего, императора Павла Первого, бунт 1825 года — про это вы уже забыли? Разве в этом мире не было французской революции и головы дворян не летели в корзины на парижских площадях? — ухмыльнулся я. — А кстати, кто у вас директор Департамента? Случайно не Петр Николаевич Дурново?

— Пётр Николаевич и совершенно не случайно. Но к чему вы это о нём вспомнили.

— Дело в том, что в том мире я читал одну книжку, «Большая Игра» называется. Вот в ней говорится, что Пётр Николаевич Дурново в 1914 году подал царю Николаю Второму записку, где с удивительной точностью предсказал будущие события и ту катастрофу, что случится с Российской империей буквально через три года. К сожалению его не услышали.

— Вы это серьёзно? — удивился Мещеряков.

— Серьёзнее некуда.

— По вашему получается, что всё предопределено и катастрофа неизбежна? — вмешался Граббе.

— Я так не думаю, но если в 1904 году в этом мире случится русско-японская война и Россия в ней проиграет, как это было в том мире, то катастрофа очень вероятна.

— Но этого не может быть! — воскликнул Артемий. — Япония победит Россию! Это же совершенно невозможно!

— Вот и в том мире думали, что мы японцев шапками закидаем. Но — увы! Не получилось! Видимо шапок не хватило! А может железная дорога до Владивостока была с маленькой пропускной способностью? Может уровень развития техники у нас будет ниже? Причины поражения они разные и их много.

— Вам не кажется, господин Забродин, что ваша ирония по поводу