Вот сейчас, словно по волшебству, должен появиться какой-нибудь помощник и отнести его к Ларсу. Ведь это же сказка! В сказках всегда так!

Саша с надеждой посмотрел вперед. Никаких волшебников не наблюдалось. Вместо них по дороге ползла крытая повозка. Рядом с ней вышагивала молодая женщина в малиновом платье и ярком платке. В поводу она вела маленькую лохматую лошадку, увешанную бубенцами и лентами. На лошадке было маленькое седло и при нем седельная сумка, из которой торчал гриф чего-то, похожего на гитару. Правил повозкой длиннобородый мужчина, одетый так же ярко, как и его спутница. Завидев впереди стену огня, он натянул поводья. Саша метнулся к ним.

— Пожар! — крикнул он, пытаясь отдышаться. — Помогите! Там люди!

Женщина всплеснула руками и выпустила повод.

— Ты ранен, малыш?

— Нет, но там… бинты… зеленка…

Женщина понятия не имела, что такое зеленка, но поняла, что нужно делать. Она кинулась в повозку.

Саша тут же запрыгнул на лошадку и ударил ее пятками.

— Эй! — крикнул мужчина, но было уже поздно.

— Простите! Я верну! — только и успел выкрикнуть Саша.

Лошадка понеслась по дороге с завидной скоростью. Саша вцепился в переднюю луку. Вот теперь его никто не догонит. Осталось только не свернуть себе шею до того, как он спасет Ларса.

Глава 6. О людях и чудовищах

Деревенька, куда солдаты увели Черного Колдуна, называлась Кругленькой и представляла собой перевалочный пункт для торговцев и бродяг. Она стояла на бедной каменистой земле, где мало что росло, и кормилась в основном за счет путешественников. Все здесь было рассчитано на них. Центром деревни был большой постоялый двор с конюшней и шикарным трактиром. Кухня здесь работала круглосуточно, и даже если вы никогда прежде здесь не были и прибыли в деревню глухой ночью, вы вполне могли найти трактир по аппетитным запахам, изливавшимся оттуда щедрой рекой. Рядом с постоялым двором располагались лавки, в которых можно было купить все, от костяных гребней до боченков с пасечным медом. Над лавками возвышалось здание деревенской ратуши. Несмотря на высоту и колокол, болтавшийся на башне, оно выглядело невзрачным на фоне ярких лавочных вывесок и мощного постоялого двора и напоминало нескладную девочку-подростка, слишком высокую и худую для своего возраста и предпочитающую не привлекать к себе внимание.

От главной площади звездой расходились пять улиц. По мере того, как вы отдалялись от площади, дома приобретали все более простецкий вид. Резные ставни, яркая краска и кадки с цветами сменялись простыми серыми стенами, огородами и оградой для скота. На окраине деревни стояли пасеки, и воздух здесь жужжал и трясся от обилия пчел. С другой стороны расстилались кормовые луга, на которых паслись, время от времени подавая голос, коровы и овцы. По соседству с ними, словно шахматная ладья на поле, стояла старая силосная башня. Ей давно не пользовались, предпочитая те, что поближе, поменьше и прочнее. В прошлом году в нее угодила молния, и изнутри башня полностью выгорела.

Именно туда солдаты и бросили связанного Ларса и заколотили дверь досками.

К повороту в деревню Саша подъезжал шагом. Устал он, устала его низкорослая лошадка, но основной причиной медлительности было то, что мальчик вдруг понял — он совсем не знает, что делать дальше. Он натянул поводья. Лошадка покорно остановилась, и Саша первый раз посмотрел на нее внимательно. Она была вся в лентах, а вплетенные в гриву бубенчики мелодично позвякивали при каждом шаге. Это совсем не годилось.

Саша довольно неловко вылез из седла и похлопал лошадку по шее, как его учил Ларс. Лошадка фыркнула в ответ. Он потянул ее за повод, уводя с дороги, и она покорно пошла следом. Оказавшись на поле, лошадка опустила морду в траву и жизнерадостно захрупала. Саша аккуратно снимал с нее ленты и бубенчики.

Опускались сумерки, становилось холоднее. Саша замерз и проголодался. Он решился исследовать содержимое седельных сумок.

— Я потом обязательно все верну, и тебя тоже, — сказал он лошадке в свое оправдание.

Лошадка махнула хвостом. Мальчик счел это одобрением.

В седельной сумке еды не оказалось, зато была фляга с водой. Мальчик с наслаждением сделал большой глоток. Он вытащил и разложил на земле еще ленты, головной платок, маленькую кругленькую гитару, нож в ножнах, немного ржавый, но очень острый, и на самом дне нащупал что-то шерстяное. Обрадованный, он выдернул это наружу и расправил.

— Опять?!

У него в руках была длинная рубаха из грубой шерсти, очень теплая и определенно женская. Саша посмотрел на нее с тоской неизбежности. Потом взгляд скользнул по платку и лентам.

Саша улыбнулся.

Через двадцать минут в деревню вошла маленькая девочка. Уже почти стемнело, девочка шла со стороны полей и вела домой с выпаса свою маленькую лошадку. Люди на улице занимались своими делами. Мастеровые закрывали на ночь лавки или оставляли вместо себя подмастерьев и уходили в жилую часть магазинчика, чтобы провести вечер со своими домашними. Возле трактира сновали туда-сюда слуги и приезжие, кухарка и конюх о чем-то хихикали, стоя под фонарем на крыльце. Никто не обращал на девочку никакого внимания. Она шла и тихонько напевала себе под нос что-то вроде колыбельной. Вот ее обогнали двое солдат. Они вынырнули из тепла трактира и, поеживаясь и переругиваясь, пошли куда-то по центральной улице. Девочка ускорила шаги.

— Вот ведь, и почему было сразу его не повесить? Зачем утра-то ждать? Только мерзнуть…

Солдат с чувством сплюнул.

— Ты не понимаешь, — важным тоном произнес его товарищ. — Если капитан его просто сразу повесит, это будет преступление. Превышение его, капитанских, полномочий. Надо, чтоб суд был, чтобы все по совести, по правде…

— Да по какой правде-то? Все и так уже знают, что его повесят!

— Ну и что? Тут дело такое… Надо, чтобы люди все видели. Что суд был, а не просто так, хрясь и все. Когда люди не видят — это не суд. Они тогда что угодно сказать могут. Например, что это и не Колдун совсем, а просто поймали какого-то человека, чтобы награду получить, и повесили поскорее, чтобы никто ничего не понял.

— Так они что, в лицо Колдуна знают, что ли?

— Не знают. Но капитан знает, он же в карауле был, когда его в тот раз казнили. Он им и скажет.

— А они ему поверят?

— Конечно, поверят! Если суд открытый будет, еще как поверят. А если сразу убьем,