Шрифт:
Закладка:
–Просто появился?
–Перед смертью Виктория была именно с ним.
–Это очень интересно,– прищурился Анзоров.– Это уже мотив.
–И этот молодой человек, его зовут Наиль Зарипов, отказывается от встречи, мотивируя отказ тем, что обо всём рассказал Крылову.
–Он что, тебя знает?– пошутил следователь. На этот раз – удачно пошутил.
–Возможно,– хмыкнул в ответ Феликс.
–Подозрительное поведение.
–Трудно не согласиться.– Вербин помолчал.– Если Наиль действительно имеет какое-то отношение к смерти Виктории, то его нынешнее поведение может свидетельствовать о панике, возникшей из-за того, что мы отказались от версии самоубийства.
–Или он идиот, решивший, что мы узнали о любовном треугольнике и захотели повесить преступление на него.
–Но для этого Зарипов должен знать о существовании треугольника.– Феликс допил кофе.– Например, из дневника.
–Ага…– Следователь понял, куда клонит Вербин, и одобрительно кивнул:– Ловко ты его обкладываешь.
–Работа такая.
–То есть с главным подозреваемым определились?
–То есть дело открываем?
Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, после чего следователь кивнул:
–Думаю, имеет смысл.
–Хорошо.
Анзоров счёл встречу оконченной и, даже не глядя на часы, чуть откинулся назад, явно намереваясь встать из-за стола, но Феликс остановил его движение негромким вопросом:
–Амир, зачем тебе это нужно?
–Что значит «зачем»?– нахмурился следователь.
–Почему ты заинтересовался этим делом?– объяснил Вербин.
–Мы с тобой иногда встречаемся в здании, на котором висит табличка: «Следственный комитет»?– язвительно произнёс Анзоров.– Я там работаю. И я обязан интересоваться теми случаями, в которых есть подозрение на совершение преступления.
Вербин ответил долгим взглядом, после чего повторил:
–Зачем тебе это?
Анзоров понял, что «соскочить» свопроса не получится, и прищурился:
–Почему спрашиваешь?
–Потому что поговорил с Крыловым.
–Я мог бы догадаться, что ты выудишь из него всё, что связано с делом,– усмехнулся следователь.
–Крылов подтвердил мои подозрения,– пожал плечами Вербин.– Ну, естественно, сам того не желая.
–Сомневаюсь, что он вообще понял, что ты его допрашиваешь.
Эту реплику Феликс комментировать не стал.
–Ты мог сам открыть дело, косвенных вполне достаточно, чтобы поковыряться, но ты обратился к нам. Почему обратился – понятно, не люблю хвастаться, но мы хороши, мы умеем распутывать головоломки, и ты обратился к нам. Почему?
–Уверен, что тебе нужна правда?
Ещё один долгий взгляд.
–Иначе ты скажешь Шиповнику, что дела там нет?– догадался следователь.
–Дело там есть, но я скажу, что лучше не связываться.
–Не скажешь,– буркнул Анзоров.– Раз там есть дело, ты уже в нём. И теперь не отступишь.
–Но тебе с нами ещё работать,– обронил Феликс, намекая, что доверие, возникшее между следователем и командой Шиповника за последние месяцы, может быть безнадёжно утрачено. И вряд ли когда-нибудь восстановится.
–Я не собирался тебя подставлять,– проворчал Анзоров.
Вербин вновь промолчал.
–Ладно, ладно…– Следователь погонял по столу пустую кружку и посмотрел Феликсу в глаза.– У меня с самого начала было ощущение, что с делом Рыковой – с возможным делом Рыковой – что-то не так, а потом мне намекнули… только намекнули, не более, очень вскользь что всем будет хорошо, если смерть Рыковой окажется самоубийством. И сразу говорю: никаких предложений сделано не было. Прозвучал намёк – и только.
–А ты?
–А я…– Кружка сделала ещё несколько коротких заездов между рук Анзорова.– А я, идиот, неожиданно понял, что родители заберут тело, уедут, какое-то время будут писать, что их дочь не принимала наркотики и не собиралась совершать самоубийство, мне будут задавать вопросы, я буду ссылаться на дневник и отсутствие следов, и примерно через год всё затихнет. Останется только надгробный камень, к которому будут приходить стареющие люди. И добиться для девочки справедливости можем только мы: я, ты, Шиповник и этот мальчишка Крылов, с которого всё началось. И всё. Но вы в стороне. А я не хочу оказаться тем человеком, который будет отвечать родителям Виктории, что их дочь умерла от передоза, но не будет в этом уверен.– Пауза.– И будет чувствовать, что врёт.
–С такими мыслями ты генералом не станешь,– заметил Вербин.– Ты ведь это знаешь?
–Может, и стану,– хмыкнул в ответ Анзоров.– Вдруг у них покладистые кандидаты закончатся?
Мужчины коротко рассмеялись. После чего Феликс тихо начал:
–Знаешь, когда приезжаешь на чужую землю…
–Только не начинай,– поморщился следователь.
–Амир, выслушай меня, пожалуйста,– попросил Вербин.– Если не понравится, я извинюсь.
–Хорошо,– сказал, после паузы, Анзоров.– Продолжай.
–Когда приезжаешь на чужую землю, ты либо её принимаешь, либо нет. Если не принимаешь землю, она навсегда остаётся для тебя чужой, а людей, которые на ней живут, ты будешь или презирать, или просто не замечать. Тебе будет абсолютно всё равно, что ты им говоришь: правду или ложь, ты будешь только брать, ничего не давая взамен.
–Хочешь сказать, что я русифицировался?
–Обрусел,– поправил следователя Вербин.
–Ещё нет.
–Тебе виднее.
–Ты так говоришь только потому, что я хочу найти убийцу?
–Я так говорю, потому что тебе не всё равно.
–Рыкова тоже не местная, она из Самары,– напомнил следователь.
–Её убили на твоей земле. Поэтому тебе не всё равно.
Некоторое время мужчины смотрели друг на друга, после чего Анзоров кивнул и поднялся:
–Я поговорю с Шиповником. Лично. Ты ему пока не звони.
–От кого пришёл намёк?
–От ребят с «земли».
–Может, им просто не нужен «висяк»?
–Может быть,– пожал плечами следователь. И, повернувшись к двери, через плечо бросил:– Увидимся.
* * *
Конечно, увидятся, куда им деваться?
Вербин знал, что если Анзоров пообещал поговорить с Шиповником и честно обо всём рассказать, значит, поговорит и расскажет. Поэтому, попрощавшись со следователем, Феликс со спокойной душой отправился в Замоскворечье, на встречу с Мартой Карской. Жила она в большом угловом доме на пересечении Мытной с Павла Андреева, в благородном, выстроенном при Сталине здании, неподалёку от которого нынешние девелоперы возвели условно «английский» квартал, название которого было столь же уместным для центра Москвы, как «Грандъ-Отель» на окраине какого-нибудь Дальне-Захолустинска. Впрочем, столичные застройщики так давно смешивали «французское с нижегородским», что даже название «Вайт Хамовники» вызывало не смех, а зевоту: ну, «вайт», хорошо, что не «бленд». Кому-то дешёвая англофикация могла показаться скоординированным заговором девелоперского маркетинга, но Вербин предпочитал другое объяснение: чтобы подобрать название и по смыслу и звучанию, русский язык нужно знать и понимать, чувствовать его, владеть им… А словарик английского всегда под рукой: открыл, ткнул пальцем куда угодно, вот и готов очередной «Эсквайр Хаус». Звучит по-иностранному, клиенты довольны – им нравится, когда модно, по-заграничному.