– Это кот, но он расхаживает такой кокетливой женственной походкой, что я не удержался от соблазна дать ему кличку, соответствующую его наклонностям, – бесстыдно оклеветал я кота.

– Петуния, иди сюда, вернись, родной, – звала Хулия и слышала в ответ только отчаянное мяу-мяу. Я не понимал, почему зверь отказывался покидать трубу: в знак протеста против обращения его в другую ориентацию или в силу невозможности развернуться, потому что он, как мотоцикл, не способен передвигаться задним ходом.

Хулия звала его, пока не охрипла. Я видел в ее лице доброту, неподдельную, настоящую. Ее дружелюбие не было лишено эгоизма, чувства превосходства над простыми смертными, но ее самолюбие было детским и самозабвенным. Возможно, Хулия угадала в злоключении животного то же опрометчивое безрассудство, с которым она попадала в любовные перипетии. Как она не похожа на меня! Как мне не достает ее чистоты! Если бы мне вздумалось загрустить, то моя зрелость задушила бы печаль, а ее остатки развеяла бы похоть.

Мне было ясно, что кот не выберется из трубы и умрет там от голода. Вывод: ружейным выстрелом положить конец мучениям животного. Следствие: через сутки дом провоняет тухлятиной.

– А что, если позвонить пожарным? – предложила Хулия.

«Пожарным ни за что», – подумал я. Мне представился сюжет в воскресном выпуске новостей: «Пожарные спасли домашнего любимца милой девушки».

Мелкобуржуазная, приторная до тошноты история.

Печаль Хулии возбудила мои нейроны, и они предложили самое простое решение: «Сломай металлическую решетку на конце стока и вытащи кота».

Перегородка выдержала всего три удара лопатой. Но кот, смалодушничав, попятился назад, что заставило меня на секунду усомниться в возможности его спасения и затем засунуть руку в трубу по локоть. Я извлек зверька наружу и вручил его Хулии как плюшевого медвежонка.

Хулия плачет без остановки, как мать, родившая еле живого младенца, которого акушерка вернула к жизни шлепком по заду. Котенок, прижатый к ее груди, мотает головой, спасаясь от льющихся на него слез.

Я подхожу к ним. Неуклюже глажу Петунию по голове. Я лицемер. Хожу кругами, мне не знакома тактика прямого нападения. Моя рука соскальзывает с кошачьей головы на левую руку Хулии и медленно опускается в притворном обмороке. Беру ее кисть в свою. Наши пальцы сплетаются. Остаюсь в этом положении несколько мгновений. Переглядываемся с котом, мы с ним из одной шайки.

Что-то неправильное есть в том, чтобы держать руку Хулии. Ничто не говорит о взаимности, моя попытка бесплодна. Я как пес, вцепившийся в пластмассовую кость. Хуже всего то, что я ощущаю, как дико потею. От меня воняет старым козлом.

И почему мои потовые железы не вырабатывают одеколон?

Она тоже вспотела, но лишенной запаха жидкостью. Я обнимаю ее за плечи. Она не падает в обморок из-за исходящего от меня запаха. Он ей кажется мужественным? Обнявшись, мы идем в дом. Мы забыли, что там Эмилия. К счастью, в этот момент домработница сражалась с грязными тарелками. Она не догадывалась, что в нескольких метрах от нее мы втроем (Хулия с котенком на коленях и я, приобнявший ее) целомудренно уселись на диван, изображая Святое семейство, склонившееся над яслями. В этом святилище только мои грязные мысли отравляли атмосферу. Внутренний голос мне нашептывал: «Идиот, не расслабляйся. Почему бы тебе не впиться в ее губы?»

Оказавшись перед альтернативой – продолжить невинные объятия или броситься в бой, – я не смел пошевелить и пальцем. Я склонялся к варианту получить все или ничего одним броском. А что, если она меня укусит? Не стоит забывать о ее фобии поцелуев. «У меня на кончике языка лекарство от твоих страхов», – сказал я про себя. А она, вместо того чтобы попробовать на вкус мои губы, вытягивает свои к коту и говорит: «Молоком пахнет». Молоком? От него? Он несколько месяцев уже не сосет кошку.

Я потерял голову хуже озабоченной обезьяны. Весь день идиотская улыбка не сходила с моего лица. От меня несло любовью, я сделался глупым и размяк. Стервятники из этого семейства почуяли мою слабость и спикировали на останки умершего во мне джентльмена. Они думают, что каким-то чудом он воскрес? Вероятно, поскольку, испытывая мою снисходительность, они пичкают меня вакансиями, от которых не так-то просто увернуться. Наверняка они решили: если позволим ему месяц бездельничать, то он никогда не захочет работать. С намерением воспрепятствовать этому, они организовали мне встречу с директором Банка интеграции.

Я отправился на собеседование. Приближался полдень. В банке я не встретил ни души. Недостаток клиентов? Все ушли на обед? Я с наслаждением прошелся по чистому, навощенному и сверкающему полу, редко приходится ступать по зеркалам. Полная тишина, никто из сотрудников не поднимает головы. На них белые рубашки и синие галстуки. Напоминают летчиков преуспевающей авиакомпании.

Кабинет директора на третьем этаже, его охраняет строгая секретарша.

– Я хочу поговорить с директором.

– Сеньор Канес уехал в Панаму. Вы по какому вопросу?

– Меня зовут Хонас Ларрива. У меня назначена с ним встреча.

– Вы будущий юрисконсульт?

«Надеюсь, нет», – подумал я, улыбнувшись ей в знак согласия.

– Вас примет заместитель директора. Подождите немного.

Пятнадцать минут я сидел не шелохнувшись в стерильном помещении в компании секретарши, еще более молчаливой, чем восковая фигура.

Мне надоело ждать, и я спросил:

– Заместитель директора придет или нет?

– Он задерживается. Ушел на обед вместе с секретаршей. Иногда они запаздывают, понимаете? – разговор становится интересным. – Но его заменяет заместитель по вопросам внешней торговли, поговорите с ним.

Она позвонила некоему сеньору Мартинесу. Без результатов.

– Заместителя по вопросам внешней торговли сегодня нет на работе. Его укусила собака, у которой подозревают бешенство. Сейчас он пытается ее поймать. Но его заменяет руководитель кредитного отдела.

Она сделала еще один звонок и объяснила:

– Меня заверили, что его нет в кабинете, но я подозреваю, что его секретарша мне соврала. Он утверждает кредитные заявки, он нарасхват и часто прячется от людей.

– А его кто-нибудь заменяет?

– Конечно. У нас в банке непосредственные подчиненные исполняют обязанности отсутствующего на работе начальства. Как в армии. Сейчас позвоню…

– Не стоит беспокоиться. Лучше я пойду домой. В качестве своего представителя я отправлю к вам садовника. Назначьте ему встречу с охранником. Уверен, что они друг с другом договорятся.

Я поспешно вышел из кабинета. Пол в холле был таким гладким, что я не смог сдержать желания добраться до выхода движениями конькобежца. Никто из сотрудников не поднял головы.

Чтобы рассказать о случившемся в тот день, я бесконечно упорядочиваю, кромсаю и тасую свои воспоминания, но по-настоящему выразительной картины не получается. В своей памяти я