– Что за ерунда! Не забывай, на самом деле тебя изнасиловал Алекс, со мной ты занялась любовью, поддавшись порыву страсти.

Она покраснела и объяснила, смущаясь:

– Прости, я ни в чем тебя не обвиняю. Но мои чувства не в ладу с логикой. Когда Алекс надругался надо мной, я почувствовала себя проституткой, в глубине души я корю себя за соучастие, хотя прекрасно осознаю, что я его не провоцировала. С тобой я, наоборот, чувствую себя невинной жертвой. Когда мы обнимаемся, мне кажется, что ты меня насилуешь. Я не сопротивляюсь, когда ты мной обладаешь, я принимаю тебя с удовольствием, но не по своей воле… Разумеется, на самом деле ты не пользуешься мной, но в глубине души я воспринимаю тебя как угрозу. Понимаешь?

– Не понимаю, – ответил я.

– Я не знаю, как объяснить. Я запуталась. Что мне делать?

– Выкинь из головы все эти странные переживания.

– Это невозможно. Я никогда не умела управлять своими чувствами… Но хочу, чтобы ты знал: ты мне очень нравишься.

– Спасибо. Это первые лестные слова, которые я от тебя слышу. Ведь если судья прочтет твой дневник, то приговорит меня к пятидесяти годам тюрьмы.

– Я буду навещать тебя по выходным, – пообещала она с добротой в голосе.

– Лучше сожги дневник и никому не рассказывай о своих фантазиях.

Глава XII

Мой предшественник на посту в Банке интеграции, доктор Гумусио, был мастером рассеянности. Покидая банк, он забыл в кабинете множество своих вещей. По наследству мне достались три полотенца с его инициалами, газовая зажигалка с гравировкой «От А… с любовью для А…», полдюжины презервативов, один из которых был вынут из упаковки, последняя чашка кофе, которую ему подали, но он к ней так и не притронулся, и секретарша по имени Арминда, на четвертом месяце беременности.

– Что произошло с твоим экс-шефом? Его выбросили в окно? – спросил я у девушки.

– Абель был спонтанным человеком. Он прочитал в гороскопе, что должен изменить свою жизнь и сразу же оставил работу.

– Перешел в другой банк?

– Нет. Он торгует фальшивыми долларами на улице Либертад. Дела у него идут очень хорошо.

Засмеявшись, она продемонстрировала белые зубы, улыбку, которая отвечает «да» на любую просьбу, на любое обещание. У Арминды были большие черные глаза с притворным близоруким прищуром и шелковистые волосы, отливающие ночным небом. В общем, девушка, в которую легко влюбиться.

Присутствие Арминды меня немного смутило. С неуклюжей поспешностью я принялся очищать кабинет от собственности Гумусио. В каталожном ящике я обнаружил капроновые колготки, розовые трусики и бюстгальтер.

– Доктор Гумусио был трансвеститом? – спросил я у Арминды.

– Не был, – ответила она. – Это мои вещи. Несколько месяцев назад в банке было так много работы, что я переодевалась прямо здесь, чтобы сэкономить время.

– Понятно, – ответил я.

Так же тепло, как секретарша, меня встретили и остальные работники банка. Ни для кого не было секретом, что меня взяли на работу не из-за победы в конкурсе на замещение должности, а по знакомству. Все понимали, что счастливчик, вышедший в финал конкурса, – эффективный всезнайка, который вот-вот кого-то подсидит. Я же не угрожал ничьей безопасности на рабочем месте. Они могли продолжать заниматься любовью друг с другом без опасений.

Банк интеграции обходился честно со своими сотрудниками. Премии выдавались за заслуги. Кадровая политика заведения оберегала вышестоящих начальников и ложилась ярмом на подчиненных. Тот, кто зарабатывал меньше, работал больше, и наоборот. Кассиры, секретари, курьеры и рецепционисты захлебывались в делах. Первый эшелон был в полной зависимости от группы уполномоченных, чья работа сводилась к тому, чтобы критиковать, контролировать и делать несчастными подчиненных. За уполномоченными наблюдали вышестоящие руководители, которые, в свою очередь, подчинялись заместителям директора, учтивым топ-менеджерам, в чьи обязанности входило ужинать с важными инвесторами и ухаживать за секретаршами. Чем важнее был начальник, тем красивее была его секретарша. Банком управлял генеральный директор. Его власть была настолько абсолютной, что ему не приходилось ею пользоваться. Пять раз в неделю он играл в гольф. Спорт помогал ему приводить мысли в порядок, чтобы принимать серьезные решения. При этом он так глубоко погружался в транс, что до принятия решений дело никогда не доходило. Он перекладывал свои полномочия на первого, кто заходил в его кабинет.

В ящиках письменного стола Гумусио скопились кипы тщательно составленных документов, на которых не хватало печатей и подписей. В них отражалось текущее состояние дел банка. Изучая их, я спрашивал себя, почему он их хранил, не пуская в дело. Я подписал три из них и передал Арминде, чтобы она отправила их по почте.

– Какая работоспособность! – похвалила меня девушка.

– То ли еще будет, когда заработают все мои турбины, – пригрозил я, воодушевившись.

В награду за мое усердие она постоянно готовила кофе. От кофеина в желудке пекло, а глаза не закрывались еще два дня.

Приехали Ольга с Хулией. С высоты председательского кресла они показались мне как никогда капризными и инфантильными. Чтобы не противоречить моему впечатлению, они принялись вести себя как две школьницы. Стучали по кнопкам пишущей машинки, как будто играли на пианино. Подрисовали рожки на портрете видного государственного деятеля. Хулия надела на голову бюстгальтер, забытый Арминдой. Ольга повязала как галстук колготки вокруг шеи.

– Невероятно, – выдохнула Хулия. – У тебя физиономия юриста. Ты внушаешь уверенность. Уверенность в том, что тебе нельзя доверять.

– Никогда не представляла тебя деловым и серьезным, – призналась Ольга. – Я рада, что ты изменился.

– Ольга мне не поверила, когда я ей сказала, что ты решил заняться своей профессией.

– Дело в том, что мне нужен адвокат.

– Тебе крупно повезло, Ольга. Ты станешь первой клиенткой Хонаса. Выкладывай, что стряслось.

Свет, фильтрованный оконным стеклом, освещал левые стороны лиц обеих, правые закрывали розоватые тени. Они сидели в соседних креслах, Хулия будто вторила Ольге световым эхом. Ревел кондиционер.

– Я хочу, чтобы ты упрятал в тюрьму своего друга Эстебана, – попросила Ольга.

– В чем ты его обвиняешь?

– В лишении меня девственности гинекологическими инструментами во время осмотра. Медикам вообще доверяться нельзя… Он меня заверил, что я сохранила невинность. Но нервозность, с которой он меня убеждал, навела меня на подозрение. Я сходила к другому врачу, и он подтвердил, что девственная плева разорвана.

– Он не лишал тебя девственности. Он солгал, что ты по-прежнему чиста, чтобы ты не расстроилась, – объяснил я ей.

– Так и знала, что ты будешь его защищать. Но если ты мне не поможешь,