фотографии было назначено на четыре часа. Я приехал в шесть. Я предполагал, что Хулия не придет. И поскольку мне не нравится высиживать собственные яйца, пока другие плюют на договоренности, я не явился на встречу. Терпеть не могу необязательных людей. Чтобы не злиться по пустякам, я не являюсь на встречи с ними.

Я зашел в студию. Андрес Таназаки, мой сотрудник, извинялся перед клиентом за задержку заказа.

– Сегодня заходила ваша свояченица, – сообщил он мне. – Она пришла в бешенство, не застав вас. У нее взрывной характер… Она попросила передать, чтобы вы засунули себе свои славные уроки фотографии, куда вздумается. Я ничего не понял.

Для меня послание было предельно ясным. Я зашел в кабинет и взял трубку телефона. Пока я набирал номер, Андрес в приемной выслушивал претензии другого клиента. Он отдал ему чужие фотографии. Мужчина заказал снимки с детского чаепития, а получил серию порнографических картинок. В конце концов он успокоился и вполне удовлетворился заменой. Андрес вырвал у него из рук эротические фотокарточки и вернул ему первоначальный заказ; держу пари, что голая девушка на фотографиях была его подружкой.

Трубку взяла сама Хулия.

– Ненавижу извинения по телефону, – сказала она.

– Не переживай. Я не стану требовать, чтобы ты оправдывалась за отсутствие терпения. Тебе нужно было подождать меня пятнадцать минут, – парировал я.

– Я целый час выслушивала комплименты твоего китайца.

– Японца, если быть точным.

– Будь он хоть вьетнамцем или корейцем, его комплименты были пресными и безвкусными, как их сладости из риса.

– Я передам ему, чтобы подбирал слова поострее, – пообещал я.

– Жду твоих извинений за прогул, – сказала она прямо.

– Я не пришел, потому что я думал, что ты не явишься. Ненавижу оставаться в дураках. Теперь, после того как ты продемонстрировала свою пунктуальность, я обязательно буду приходить.

– Знаешь, Хонас, как называется такая подозрительность?

– Реализм. Самолюбие.

– Она называется паранойя. Параноики всегда делают шаг назад, им кажется, что все вокруг к ним враждебно настроены.

– Ты изучаешь ветеринарию или психологию?

– Ветеринарию, нас учат иметь дело с такими, как ты.

На следующий день мы начали занятия. Было жалко проводить всю вторую половину дня в заточением в студии. Потерю драгоценного летнего времени Хулия компенсировала горячим желанием учиться и неуемным энтузиазмом. Меня забавляло происходящее. Я разобрал для нее фотоаппарат и рассказал о его электронной анатомии, функциях. «Это искусственный глаз, который улавливает изображение», – объяснял я. И старался очаровать ее светописью. Рисунок карандашами из света – дал я определение фотографии. Андрес, вошедший в этот момент в комнату, скептически улыбнулся. Он прерывал нас безо всякой на то причины. Когда я осознал его претензии на Хулию, то строго запретил вторгаться в кабинет без спросу.

– Не будь с ним суров. Ты мне напоминаешь папу, – сказала Хулия.

– Этот китаеза может и заревновать, – объяснил я.

– Заревновать кого?

– Тебя, меня, не важно кого. Раз у него есть свой кабинет, то нечего соваться в мой.

Ноги Хулии были настоящим соблазном. Не проходило и пяти минут, чтобы я украдкой не любовался ими. В то время как мои глаза ползли по ним вверх, кровь по всему телу испарялась, и я за секунду высыхал изнутри, словно виноградина, ставшая изюмом. В конце восхождения я горевал, что мои глаза не снабжены лазерами, которые позволили бы заглянуть глубже. Но впереди и без того угадывалось влажное приветливое ущелье.

Хулия выставляла свои бедра напоказ щедро и беззастенчиво, однако заботливо прикрывала их подолом, когда входил Андрес. Она слушала мои объяснения невнимательно. Ее рассеянность неожиданно сменялась рассказом об университетских делах, о прелести кастрации собак. Или она говорила о своих подругах, описывая их с нежностью – ретушь, которая не могла заставить меня забыть о том, как эти ангелочки ее эксплуатировали.

Я теряю счет дням, которые мы проводим вместе в студии. Она проникается доверием ко мне. Занимает более непринужденные позы, взору открывается продолжение ее бедер. Я огорчаюсь, когда она приходит не в юбке, поскольку теряю возможность следить за парадом ее трусиков. Каждый день она приходит в новых, их гамма насчитывает более двенадцати цветов. Иногда она делает откровенные признания.

– Расскажу – не поверишь. У меня паралич губ. После того как Алекс надо мною надругался, я никого не могу целовать в губы.

– Целуй в щеку, большинство проходимцев не заслуживают большего, – высказал я свое мнение.

– Сейчас за мной увивается кое-кто, и он мне нравится. Мы проводим вместе все выходные. У нас романтика, как в старинной любовной балладе. Мне хочется сблизиться с ним. Но когда наступает такой момент, во мне просыпается отвращение.

– И тебя это беспокоит, Хулия? Должно быть, твой кавалер походит на Квазимодо. Тогда понятно, почему ты его отвергаешь.

– Не говори глупостей. Он милый. Умный. Привлекательнее тебя. Хорошо зарабатывает.

– Хулия, я за километр вижу, что Алекс спровоцировал в тебе неприязнь ко всем мужчинам. Хочешь мой совет? Когда в следующий раз твой карамельный принц полезет целоваться, вместо поцелуя укуси его. Ты моментально преодолеешь свой паралич.

Походы в студию показали мне, на какую участь я обрек бизнес. Японец превратил эти квадратные метры в свои личные владения. Мое присутствие его раздражало. Только недостаток смелости мешал ему подсластить мой кофе цианидом. Однако открыто проявлять неудовольствие он не решался, ведя себя до приторности приветливо и льстиво. Он постоянно предлагал свою помощь, его покорность выводила меня из себя. В отместку я попросил показать мне счета.

– Таназаки, много ли мы заработали в этом месяце?

– Мы ничего не заработали и ничего не потеряли. Все как всегда.

– Говоря откровенно, мы увязли в болоте, – сказал я, повысив голос. – Отгадай, в чем причина застоя?

– Все благодаря моей финансовой смекалке, – объяснил Андрес. – Во время экономического кризиса, когда вчерашние богачи теряют свои состояния, закрывают фабрики и магазины, а предприниматели замышляют самоубийство, наш бизнес благодаря моему руководству продолжает существовать.

– Я другого мнения. Мы не развиваемся, потому что ты фальшивый японец, одна видимость камикадзе. Тебе недостает главных качеств твоей нации. Ты даже по-испански говоришь без японского акцента. Клиентов этот факт деморализует. Они ждут, что язык у тебя будет заплетаться. К японцу, говорящему с уморительным произношением, они прониклись бы безграничным доверием.

– Я не японец, я нисэй [19], сын эмигрантов, – возмутился Андрес.

– Наша паства в таких тонкостях не разбирается. Другой твой недостаток: ты не знаешь карате. Любой доходяга влепит тебе пощечину. От азиата требуется умение убивать неприятелей секретными приемами.

– Чтобы сеньол был лад, пойду в академию калате, – ответил Андрес в духе дипломатов Страны восходящего солнца, чем спасся