– В конце концов это убьет меня.

Он совершенно лишен жалости к себе.

– Я этого не боюсь. Есть вещи похуже смерти.

Я думаю о тенях, шепоте и глубокой темной воде. То, что я искала, когда я протянула руку и приложила ее к стене в своей комнате. Когда я услышала тот странный голос.

– Мне приснился сон о тебе. Нет, это был не сон. Видение. Я видела тебя на озере. Я видела, как ты тонул, когда был ребенком. Я видела, как ты вернулся.

– Ты видела, как я вернулся?

Он пристально смотрит на меня; выражение его темных глаз заставляет меня дрожать.

– Почему ты пошла за мной сегодня вечером? Ты преследуешь меня в моем доме, как маленькое любопытное привидение.

– Я хотела узнать правду о тебе.

– Что ты хочешь узнать? Вперед, продолжай. Спрашивай.

– Ты утонул. Ты умер, но потом вернулся. И поэтому ты стал таким.

– Ты правда думаешь, что я столкнулся с Подземным Лордом, но ушел от смерти? Что я вернулся отравленным? И поэтому это все происходит?

Комната плывет перед моими глазами. Фонарь вспыхивает и трепещет, хотя воздух неподвижен. Я думаю о лунном свете и морозе, о моих руках, протянутых в темноту. О голосе, который звал меня в Вейрском лесу.

– Да.

– Ты думаешь, я монстр?

– Да.

Его голос становится низким и холодным:

– Ты боишься меня, Виолетта?

Я не вздрагиваю, но не отворачиваюсь. Я смотрю на него. На его изуродованную руку и прекрасное лицо. Смотрю на мальчика, жизнь которого была украдена. Мальчика, который познал отчаяние и тьму.

– Нет. Я не боюсь тебя, Роуэн Сильванан. Но ты должен сказать мне правду. Обо всем.

Он серьезно смотрит на меня из-под ресниц. Вся его свирепость исчезла.

– Каждый раз, когда я так делаю, это меняет меня. Когда Гниль берет десятину, я теряю себя все больше. Мне все труднее и труднее оправиться от этого. Иногда я даже не знаю, сколько во мне меня, а сколько – отравы.

– Ты снимешь перчатки? – говорю я неуверенным голосом.

Он осторожно их стягивает и откладывает в сторону. Даже его пальцы все в шрамах, а на ладони на линии сердца есть отметина в том месте, где он порезался, чтобы сразиться с волком. Я беру его руку в свои, но он неподвижен. Интересно, когда кто-нибудь в последний раз прикасался к нему так?

Я нежно сжимаю его ладонь.

– Я не позволю тебе заблудиться.

Его рот растягивается в слабой улыбке.

– Неужели ты совсем не боишься монстров?

– Думаю, это монстры должны бояться меня.

– Виолетта, мне жаль, что я заставил Ариена приехать сюда. Я бы хотел, чтобы был какой-то другой способ.

– Я тоже.

– Пожалуйста, не говори никому о десятине. После следующего ритуала… Это не будет иметь значения, как только Гниль исчезнет.

– Хорошо. До тех пор я сохраню твой секрет. Но… – я стучу пальцем по его груди, – это дорого тебе обойдется.

Он удивленно смеется.

– И какова же цена твоего молчания?

– Я хочу книгу. Одну из тех, что ты унес из библиотеки.

– Договорились.

Мы сидим вместе, рука в руке. Эта новая близость между нами кажется странной. Словно вещь, которую легко сломать и с которой мне нужно обращаться очень осторожно. Свет от фонаря пляшет по его лицу: по его золотисто-коричневой коже, серебряным кольцам в ушах, волнам его темных волос. Он выглядит таким усталым, под его глазами лежат глубокие тени.

Вздохнув, Роуэн откидывает голову назад. Его глаза закрываются. Его ресницы – два темных полумесяца на щеках. На мгновение его лицо расслабляется, но затем он вздрагивает и садится. Это напоминает мне Ариена. Как он боролся со сном, когда боялся засыпать.

– Я могла бы… Если ты хочешь спать, я разбужу тебя, если тебе будет сниться кошмар.

– Ты не обязана этого делать.

– Я хочу остаться.

Мой голос становится тише. Я стесняюсь говорить это так прямо.

Он хмурится, но за его неуверенностью скрывается тоска. Устраивается рядом со мной. Я провожу рукой по его волосам, думая об историях, которые моя мама рассказывала Ариену и мне. О том, как феи спутывают нам кудри, пока мы спим. Спустя долгое время дыхание Роуэна становится тяжелым. Он опускается ближе. Его лоб упирается в изгиб моей шеи. Когда я смотрю на него вновь, он спит. Его напряженные руки медленно расслабляются. Он издает звук. Бормотание, которое можно принять за имя.

– Элан.

Его пальцы сжимают мои.

– Элан…

Я знаю, что должна злиться за то, что он вовлек во все это Ариена. И гнев еще не исчез, но я не могу злиться на него за то, что он сделал. Не сейчас, когда он здесь, с отравой в венах и именем мертвого брата на губах.

Я осторожно протягиваю руку и нежно провожу пальцами по его щеке. Он продолжает говорить во сне, бормочет что-то несвязное. Потом замолкает. И спит без сновидений. Я чувствую жар его кожи на своей шее, но не отталкиваю его.