Шрифт:
Закладка:
– Вы подняли дела, в которых это оружие фигурировало?
– Да, конечно. Но пока негласно, через картотеку. Первый раз из него стреляли в две тысячи втором году во время разборки между двумя криминальными группировками, которые делили район. С одной стороны выступала группировка Слона. Это Савичев Михаил Петрович, шестьдесят седьмого года рождения. Две судимости, убит неизвестными три года назад. Тело обнаружили в лесополосе за городом с тремя ножевыми ранениями и следами удушения. С другой стороны выступала группировка Мирона. Это – Миронов Сергей Сергеевич, пятьдесят шестого года рождения. Вор в законе, три судимости. На сегодняшний день, насколько я мог понять, от криминальных дел отошел, живет уединенно.
– Кто стрелял в две тысячи втором году из этого пистолета?
– Установить не удалось, но из него был убит один из бойцов Мирона. Кстати, тогда группировка Слона распалась, Мирон победил, но и за него уголовный розыск взялся крепко. Посадить не удалось, но крылья ему обрезали крепко. Сам пистолет тогда в руки милиции не попал, только гильза и пуля, извлеченная из тела убитого.
– Хорошо, когда и при каких обстоятельствах всплыл этот ствол второй раз?
– Через три года с ним было совершено разбойное нападение на ювелирный магазин. Тяжело ранен охранник. И снова в картотеку попали только гильзы и пуля. Но самое интересное произошло восемь лет назад, когда погиб сотрудник уголовного розыска майор милиции Морев.
– Но Морев погиб от ножевого ранения, – напряженным голосом возразил Гуров. – По крайней мере, мне так сообщили. Или это неправда?
– Правда, Лев Иванович. Морев ввязался в уличную драку, заступился за девушку. Один из хулиганов ударил его ножом, и ранение оказалось смертельным. Я поднял это дело. Хулиганы задержаны, вину признали, все получили сроки, связанные с лишением свободы. Картина преступления была ясной, и никаких противоречий ни следствие, ни суд не нашли. Одно маленькое «но». На месте происшествия была найдена стреляная гильза от пистолета Макарова. Пулю не нашли, никто с огнестрельным ранением в медицинские учреждения в тот и последующие дни не обращался, «Скорая помощь» никого с огнестрельными ранениями не доставляла. Гильзу к делу не приложили, на экспертизу не отправляли. Не знаю, каким чудом ее не убрали из вещественных доказательств. Там она и хранилась до сих пор. Я нашел ее и отправил на экспертизу.
– И? – коротко спросил Лев, хотя он все и так уже понял.
– Гильза была в магазине и патроннике того же пистолета. Заключение о характерных индивидуальных следах есть.
– Кто вел это дело?
– Следователь Рудина Марина Владимировна. Она же и выезжала на место происшествия в составе оперативно-следственной группы. Но не это важно. Знаете, кто был оперативником, который помогал ей и обеспечивал все следственные мероприятия? Ни за что не угадаете. Старший лейтенант Половец Аркадий Андреевич.
– Он был в составе группы, выезжавшей на место убийства Морева?
– Нет, его подключили позже, когда возбудили уголовное дело. Гильзу с места преступления изымала Рудина. Могу вам подсказать, где она работает в настоящий момент.
– Сейчас это не особенно важно, допросим ее потом. Сейчас важно установить, кто делал вскрытие тела Морева. Найдите мне, пожалуйста, этого патологоанатома. Думаю, на теле было огнестрельное ранение.
Дубов прилетел к зданию больницы на такси. Едва расплатившись с водителем, он тут же подбежал к Гурову, стоявшему у входа на больничный двор. Курсант был взволнован, сыщику показалось даже, что Петя только-только перестал жевать, что он выдернул его прямо из-за стола. На ночной улице почти не было машин, фонари освещали только часть территории больницы и главную аллею, ведущую к входу в приемное отделение.
– Что случилось, Лев Иванович? – запыхавшись, спросил Петя.
– Случилось, – ответил Лев, не узнавая собственного голоса. – Я расскажу, только сначала пойдем Светлану навестим.
– Она вышла из комы? – обрадовался Дубов, порываясь уже бежать к больничному корпусу.
– Увы, – вздохнул Гуров и грустно посмотрел на ночное небо. – Хотелось бы, дорого бы я дал, чтобы было так, но, увы. Пойдем, только без эмоций давай. Весь персонал перебаламутишь в больнице, и нас больше туда не пустят.
Они молча прошли через приемное отделение. Охранник, знавший Гурова в лицо и предупрежденный лично директором ЧОПа, только кивнул им. Длинный коридор казался сегодня намного длиннее, а тяжелая герметичная дверь в отделение реанимации показалась тяжелее обычного. Голова Светланы лежала на подушках в обрамлении расчесанных волос. Казалось, что она просто спит, и даже бледность ее была не так заметна. Наверное, причиной тому был притушенный свет в палате. Но кислородные трубки и зажим в носу, датчики на руках и теле, помаргивающие глазками приборы на соседнем столике наводили в душе тоску.
– Никаких сдвигов? – шепотом спросил Дубов.
– Пока никаких. Плохо, что нет сдвигов в хорошую сторону, но и в плохую, к счастью, нет. Будем надеяться на лучшее, она ведь девочка крепкая, спортивная.
– Вы что-то хотели рассказать, Лев Иванович? – напомнил Петя.
– Я получил информацию о том, что происходило со Светланой, и теперь знаю, что ее толкнуло на самоубийство. Признаюсь, что еще не все ясно до конца, но тут вскрываются довольно серьезные вещи.
– Говорите! – как-то очень жестко потребовал Дубов.
– Беда с ней случилась, Петя! Ее изнасиловали.
– Кто? – хриплым от напряжения голосом спросил курсант. – Их задержали? Нашли?
Глядя на лицо девушки и думая о том, что ей сейчас спокойнее, чем все эти последние месяцы, Гуров начал рассказывать тихим голосом. О фактах, о своих подозрениях и умозаключениях. Включая и историю пистолета, из которого, возможно, сначала убили отца Светланы, а теперь… Дубов покусывал губы и молчал, насупив брови. Смотрел он не на Светлану, а куда-то в стену палаты. А может, и в окно, которое сейчас скрывали жалюзи.
– Свои? – спросил он наконец после долгого молчания. – Это что же получается, к своим нельзя спиной поворачиваться? А кому верить тогда?
– Ну, верить нужно всегда, Петя. Если не верить, то как жить?
– Как жить? – потухшим голосом отозвался Дубов. – А я не знаю, как дальше жить. Ведь если даже здесь, в полиции, возможно такое, то что говорить…