Шрифт:
Закладка:
– Все? – поинтересовался Крячко. – И как ты с такими нервами на оперативной работе? Как девочка! Возьмите себя в руки, товарищ капитан внутренней службы, и давайте займемся делом.
– Есть! – кивнул пристыженный оперативник.
– Продолжайте рассказывать. Что дал осмотр места происшествия?
– Следов борьбы или насилия на теле не было. Монетка с заточенным краем валялась в воде в раковине. На полу много следов от ботинок осужденных. Но это естественно, потому что вечером перед отбоем все умывались, в туалет ходили. А уборка помещения должна была начаться только перед подъемом. Собственно, уборщик и нашел тело, сообщил дежурному. Конечно, многие осужденные проснулись, кто-то бросился смотреть, натоптали.
– Что показал опрос? Неужели никто ничего не видел? Сосед по койке Агапова что показал?
– Все как один говорят, что спали. Да, ночью кто-то всегда ходит в туалет, это слышат многие. А вот спросонок понять и запомнить, с какой койки кто поднялся и куда ходил, вспомнить точно не могут. Или не хотят.
– Объясните! – потребовал Крячко.
– Если кто и видел, не сознаются. Никто не собирается показывать свое содействие администрации. Хотя у нас «блатные» такого веса не имеют, как в некоторых других колониях, но и перед ними никто не хочет в «актив» записываться.
– Овчинников, что вы мне тут сказки рассказываете? Вы ведете оперативно-агентурную работу на вашем участке! Что вы мне плетете про «не хотят», «не могут», «говорят, что не знают»! Вы давали задания агентуре, что говорят доверенные лица? Учтите, я прекрасно знаю содержание положения о ваших отделах ОРО. И инструкции по оперативной работе я помогал составлять для минюстовских оперативников. Враги были у Агапова?
– Нет, врагов у него не было, – ответил покрасневший и пристыженный капитан. – Агентурная информация поступает, надзор за средой осужденных ведется постоянно. Агапов ничем не выделялся. Склонностью к совершению преступлений или нарушений режима не отличался. Разговоров, позволяющих заподозрить его в нелояльности к администрации, не вел. Ничем не выделялся Агапов, но я его держал под постоянным вниманием, потому что он сидел за убийство полицейского. Простите, тогда еще работника милиции.
– Хорошо, а приступы апатии, угрюмости у него были? Может, нелюдимость появилась в последнее время?
– Я знаю, про какие признаки состояния, которые могут привести к попытке суицида, вы говорите. Нет, этого за ним тоже замечено не было, – покачал головой Овчинников. – Мы просмотрели все письма, которые он получал с воли. Информации, которая могла привести Агапова в угнетенное состояние, там нет. Не было у него причин кончать с собой, товарищ полковник.
– Хорошо, что ты так уверенно говоришь, – вздохнул Крячко.
– Почему? – удивился капитан.
– Потому что тогда у меня остается всего одна версия. Агапову сообщили с воли, что полиция узнала детали того преступления и они ведут дальше этой троицы пьяных уличных хулиганов. Но вот почему он совершил такой неадекватный поступок?
– Почему люди вообще кончают с собой? – задал риторический вопрос Овчинников. – Агапову еще долго сидеть. Может, невмоготу стало? Он всегда был замкнутым, никто не знал, что у него в душе творилось. Может, копилось, копилось, а потом раз, и решился.
Тело лежало в медицинской части колонии. Крячко остановился и стал ждать, когда врач поднимет простыню и начнет комментировать следы на теле. Немолодая женщина с бледным лицом и усталыми глазами говорила монотонно, но довольно толково. Она описывала все признаки, соответствующие смерти от большой потери крови. Они были налицо, это Станислав и сам видел. Больше его внимание привлекали руки, плечи и шея Агапова. Если была борьба, то сейчас, спустя несколько часов, начали бы проявляться темные пятна в местах сдавливания мягких тканей. В борьбе этого не избежать. Но пятен не было, значит, не было и борьбы.
Неужели сам решил убить себя? Может, и так, но только к такой мысли могли и подтолкнуть. Угрозами, например. И угрозами не ему лично. Человеку угрожают убийством, и поэтому он от страха убивает себя сам? Нет, тут что-то пострашнее. А если он знал что-то такое важное? Если мог рассказать нам о том, кто на самом деле и почему убил Морева? И ему пригрозили, если он расскажет. Не ему, а кому-то из близких.
– Мне надо посмотреть дело Агапова, – сказал Овчинникову Стас. – Там должны быть сведения о близких родственниках.
Гурову он позвонил через час, когда Лев сидел в столовой управления и не знал, как избавиться от общества майора Половца. Начальник уголовного розыска неторопливо поедал картофельное пюре с гуляшом и пространно повествовал о том, в каком растрепанном состоянии он принял подразделение уголовного розыска, когда пришел в управление. О трудностях, с которыми столкнулся, и сколько ему стоило труда и здоровья создать эффективный организм для оперативно-розыскной работы в районе.
– Здорово, Лева, – хмуро приветствовал своего старого друга и напарника Крячко. – Удобно говорить?
– А, здравствуй, сладкая, – заулыбался Гуров, глядя мимо Половца. – Как давно ты не звонила, я уже начал по тебе скучать.
Половец сразу замолчал и опустил глаза в тарелку. Гурову даже показалось, что у майора уши шевельнулись и чуть изменили положение, чтобы все расслышать до мелочей. Но динамик у Льва в телефоне был слабоват, и постороннему человеку, сидевшему даже в метре от него, было не слышно, что ему говорит абонент. А вот Крячко сразу все понял, правда, не удержался от обычных своих шуточек.
– Сладкая? – переспросил он с усмешкой. – Лева, ты меня пугаешь! Что, рядом кто-то и ты не можешь говорить?
– Конечно, милая, – охотно закивал Гуров, вытирая губы салфеткой и поднимаясь из-за стола. – Я помню о своем обещании, но у меня рядом нет ни одного подходящего магазина. Я подумаю, как тебе помочь.
Продолжая молоть всякую чепуху и слыша, как в ответ хохмит Крячко, он вышел наконец на улицу и здесь уже сменил тон:
