– Я могу делать все, что захочу. Я – лайбон.

– Возможно, Кориба захочет что-то сказать по этому поводу, – сказал Коиннаге, ведь он знал, что неделя близилась к концу.

Бвана враждебно уставился на меня:

– Ну что, старик, осмелишься оспорить мое право быть королем?

– Нет, – сказал я. – Не буду.

– Кориба! – воскликнул Коиннаге.

– Но ты же не можешь! – возопил Нджобо.

– Будем реалистами, – сказал я, – разве не он наш самый могучий охотник?

Бвана фыркнул.

– Я ваш единственный охотник.

Я обернулся к Коиннаге:

– Кто, кроме Бваны, мог бы нагим уйти в вельд, вооруженный лишь копьем, и сразить физи?

Бвана кивнул:

– Это правда.

– Разумеется, – продолжил я, – никто не видел, как он это сделал, но уверен, что он нам не солгал.

– Ты будешь отрицать, что я убил физи копьем? – потребовал Бвана запальчиво.

– Я не отрицаю этого, – искренне ответил я. – Я не сомневаюсь, что ты мог бы повторить это деяние в любой момент по своему желанию.

– Ты прав, старик, – отозвался он, поостыв.

– В общем-то, – продолжил я, – стоило бы отпраздновать восшествие нашего лайбона на престол еще одной такой охотой. Но на сей раз при свете дня, дабы твои подданные могли воочию убедиться в ловкости и отваге своего короля.

Он принял очередной калебас с помбе у младшей жены и внимательно воззрился на меня.

– Почему ты об этом заговорил, старик? Чего тебе на самом деле нужно?

– Лишь того, о чем я сказал, – ответил я, разведя руками в знак искренности. Он покачал головой.

– Не-е-ет, – произнес он, – ты задумал какую-то хитрость.

Я пожал плечами.

– Ну, если ты бы предпочел не…

– Наверное, он боится, – вставил Нджобе.

– Я ничего не боюсь! – огрызнулся Бвана.

– Он наверняка не боится физи, – сказал я. – Это уже всем очевидно.

– Да, – сказал Бвана, по-прежнему не сводя с меня глаз.

– Но если он не боится физи, – спросил Нджобе, – то чего же ему бояться на охоте?

– Он не хочет выходить на охоту, потому что я это предложил, – отозвался я. – Он все еще не доверяет мне. Оно и понятно.

– С какой стати это понятно? – возмутился Бвана. – Думаешь, я боюсь твоего мумбо-юмбо, как остальные овцы?

– Я этого не говорил, – ответил я.

– Нет у тебя никакой магии, старик, – сказал он, поднимаясь. – У тебя только фокусы и угрозы, а масаи их не боятся. – Он помолчал, потом повысил голос, чтобы все кругом слышали: – Я проведу ночь в хижине Коиннаге, а завтра утром отправлюсь охотиться на физи по старому обычаю, чтобы все мои подданные могли увидеть лайбона в бою.

– Завтра утром? – переспросил я.

Он просверлил меня взглядом: в каждой черточке его красивого лица проступила наглость масаи.

– На рассвете.

Я проснулся, как обычно, рано утром, но на этот раз не стал разводить костра и садиться возле него, выгоняя из старых костей холод. Вместо этого я накинул кикои и немедленно спустился в деревню. Все мужчины собрались вокруг бома Коиннаге в ожидании Бваны. Наконец он выбрался наружу в красном плаще; тело его было смазано маслом. Вид у него оказался вполне бодрый, несмотря на щедрые возлияния помбе накануне, в правой руке он сжимал то же копье, которым пользовался на самой первой своей охоте на Кириньяге.

Презирая нас, он не глядел ни вправо, ни влево, пока шел через деревню и саванну прямо к реке. Мы следовали за ним, и наша маленькая процессия удалилась примерно на милю от его дома. Тут он остановился и поднял руку.

– Дальше вы не пойдете, – возвестил он, – или отпугнете физи своей численностью.

Он сбросил красный плащ на землю и остался стоять, обнаженный, блистая телом в утреннем свете.

– Теперь смотрите, мои овечки, как охотится истинный властитель.

Он взвесил на руке копье, приноравливаясь к нему, и устремился через высокую, по пояс, траву. Коиннаге нервно подвинулся ко мне.

– Ты же обещал, что он сегодня покинет наш мир, – прошептал он.

– Да.

– Но он до сих пор здесь.

– День еще не закончился.

– Ты уверен, что он уберется? – настаивал Коиннаге.

– Разве когда-нибудь лгал я своему народу? – ответил я.

– Нет, – сказал он, отступив на шаг. – Нет, не лгал.

Мы снова замолчали, вглядываясь в равнину. Довольно долго мы ничего не могли заметить. Затем Бвана возник из кустарника и смело зашагал к месту примерно в пятидесяти ярдах перед ним. Тут переменился ветер, и воздух разорвали оглушительный смех и вопли гиен, учуявших аромат масла от его тела. Мы увидели, как колышется трава, когда стая, фыркая и повизгивая, устремилась в сторону Бваны.

Тот на мгновение замер, поскольку ему было нельзя отказать в храбрости, затем увидел, сколько их, осознал, что сможет убить только одну, швырнул копье в ближайшую, рванулся к растущей неподалеку акации и взобрался на нее прежде, чем первые шесть гиен добежали до ее подножия. Еще через минуту вокруг дерева сновали пятнадцать взрослых крупных гиен, скаля клыки и смеясь над ним, поэтому Бване ничего не оставалось, кроме как сидеть на ветке.

– Какая жалость, – заметил я. – А я-то ему поверил, когда он себя расхваливал как могучего охотника.

– Он сильнее тебя, старик, – возразил сын Коиннаге.

– Чушь, – сказал я. – Вокруг дерева всего лишь гиены, а никакие не демоны.

Я обернулся к сыну Коиннаге и его приятелям:

– Я полагал, что вы ему друзья. Почему не спешите ему на помощь?

Те неловко потоптались, и сын Коиннаге ответил:

– Ты же видишь, что мы безоружны.

– Ну и что? – возразил я. – Вы почти масаи, а это – всего лишь гиены.

– Если они настолько безобидны, – возразил сын Коиннаге, – почему бы тебе их не прогнать?

– Это же не моя охота, – сказал я.

– Ты не можешь их прогнать, так что не попрекай нас тем, что мы тут стоим.

– Я могу прогнать их, – сказал я. – Разве я не мундумугу?

– Так сделай это! – подначил он.

Я развернулся к жителям деревни:

– Сын Коиннаге бросил мне вызов. Хотите ли вы, чтобы я спас масаи?

– Нет! – отозвались почти все в один голос.

Я обернулся к юноше:

– Ну вот.

– Тебе повезло, старик, – сказал он с кислой миной. – Ты бы не сумел.

– Это тебе повезло, – ответил я.

– Почему? – потребовал он ответа.

– Потому что ты назвал меня стариком, а не мундумугу или мзее, но я не наказал тебя за это. – Я смотрел на него немигающим взглядом. – Однако знай, что, если ты впредь еще хоть раз так назовешь меня, я превращу тебя в самого маленького из грызунов и оставлю в поле, чтоб тебя сожрали шакалы.

Я говорил с такой убежденностью, что наглости в юноше внезапно поубавилось.

– Ты блефуешь, мундумугу, – сказал он наконец. – Нет у тебя никакой магии.

– Ты глупый юнец, – ответил я, – ведь ты видел, что моя магия работала прежде, и ты знаешь, что она будет работать в будущем.

– Тогда заставь гиен убежать, – сказал юнец.

– Если я сделаю это, то ты и твои дружки принесете мне обет верности. Поклянетесь ли уважать законы и обычаи кикуйю?

Он долго обдумывал мое предложение, потом