посылал местного проводника разведать выбранную для сафари территорию, – сказал я, разливая масло по шести маленьким тыквам. – Проводник шел в вельд, где обитали львы, убивал антилопу гну или зебру и рассекал брюхо так, чтобы запах мяса распространялся по ветру. Затем брал свисток и дул в него. Львы приходили либо на запах мяса, либо из интереса к странному новому звуку. На следующий день проводник убивал следующую зебру и опять свистел в свой свисток, и львы являлись снова. Так повторялось ежедневно, пока львы не выучивали, что после свистка их ждало мертвое животное. Когда проводник убеждался, что львы теперь всегда приходят на свист, то он возвращался к сафари и вел охотника и его клиентов в вельд туда, где обитали львы, и свистел. Львы бежали на звук, а клиенты охотника собирали трофеи.

Я улыбнулся, видя его восхищение, и задумался, известно ли кому-нибудь на Земле, что кикуйю опередили Павлова[17] почти на столетие.

Я вручил Ндеми вырезанный свисток.

– Вот твой свисток, – сказал я. – Не потеряй его.

– Я повешу его на шнурок себе на шею, – отвечал он. – Я не потеряю его.

– Если ты потеряешь его, – продолжал я, – то я наверняка умру страшной смертью.

– Положись на меня, мундумугу!

– Я знал, что могу на тебя рассчитывать. – Я собрал стрелы и осторожно передал ему. – Эти стрелы твои, – произнес я. – Обращайся с ними очень осторожно. Если рассечешь кожу или прижмешь их к ране, то почти наверняка умрешь, и всего моего искусства не хватит, чтобы тебя спасти.

– Понятно, – сказал он, осторожно принимая у меня стрелы и кладя их на землю рядом с луком.

– Отлично, – ответил я. – Ты знаешь лес в полумиле от дома, возведенного для Бваны у реки?

– Да, Кориба.

– Я хочу, чтобы ты ежедневно приходил туда и убивал травоядное животное одной из отравленных стрел. Не пытайся убить буйвола, поскольку он слишком опасен, но можешь убивать любое другое травоядное животное. Как только убьешь, выливай на тушу все масло из одного из шести бурдюков.

– А затем свистнуть, подзывая гиен? – догадался он.

– Затем ты взберешься на ближайшее дерево и подуешь в свисток только после того, как окажешься в безопасности среди его ветвей, – проговорил я. – Гиены явятся – в первый день медленно, на второй и третий все быстрее, а на четвертый практически мгновенно. Ты останешься на дереве еще долго после того, как они сожрут тушу и уйдут, а потом спустишься и вернешься в бома.

– Я сделаю так, как ты просишь, Кориба, – сказал он. – Но я не понимаю, как это поможет нам изгнать Бвану с Кириньяги.

– Это потому, что тебе еще далеко до мундумугу, – улыбнулся я. – А я еще не закончил давать тебе инструкции.

– Что еще мне нужно будет сделать?

– Для тебя будет еще одно задание, – продолжил я. – Незадолго до рассвета на седьмой день ты покинешь бома и убьешь седьмое животное.

– Но у меня всего шесть бурдюков с маслом, – заметил он.

– На седьмой день масло тебе не понадобится. Они явятся просто на свист. – Я помолчал, чтобы убедиться, что он внимательно слушает каждое мое слово.

– Как я уже сказал, ты убьешь травоядное животное перед рассветом, но на этот раз не станешь обливать тушу маслом и не станешь сразу же дуть в свисток. Ты взберешься на дерево, с которого открывается хороший обзор равнины между лесом и рекой. В какой-то момент ты увидишь, как я машу рукой вот так, – я сделал четкое вращательное движение правой рукой, – и после этого ты немедленно засвистишь. Ты понял?

– Понял.

– Это хорошо.

– И то, – спросил он, – что ты велишь мне сделать, поможет навсегда прогнать Бвану с Кириньяги?

– Да.

– Хотел бы я знать как, – посетовал Ндеми.

– Большего я тебе не могу рассказать, – ответил я. – Он цивилизованный человек и будет ожидать, что я, во-первых, вступлю в столкновение с ним на своей территории, а во-вторых, поскольку, как и он, получил европейское образование, то воспользуюсь европейскими технологиями для победы над ним.

– Но ты поступишь не так, как он ожидает?

– Не так, – проговорил я. – Он до сих пор не понял, что наши обычаи дают нам все необходимое для жизни на Кириньяге. Я вступлю в схватку с ним на его территории, и я нанесу ему поражение оружием кикуйю, а не европейцев. – Я снова выдержал паузу. – А теперь, Ндеми, ступай и убей первое травоядное животное, или до твоего возвращения домой станет темно. Я не хотел бы, чтоб ты бродил в саванне ночью.

Он кивнул, взял свисток и оружие, потом быстрым шагом двинулся к лесу у реки.

Вечером шестого дня я спустился в деревню сразу после заката. Танцы еще не начались, хотя большинство взрослых жителей деревни уже собрались. Четверо юношей, в том числе сын Коиннаге, заступили мне дорогу, но Бвана, пребывая в благодушном настроении, махнул им, чтобы пропустили меня.

– Привет, старик, – обратился он ко мне с высокого стула. – Давно не виделись.

– Я был занят.

– Готовил мое падение? – спросил он с довольной усмешкой.

– Твое падение уже было предопределено Нгаи, – ответил я.

– И что же приведет меня к падению? – продолжил он, сделав знак одной из своих жен – у него их теперь было пять – принести свежий калебас помбе.

– То, что ты не кикуйю.

– А что особенного в кикуйю? – возмутился он. – Они просто племя овец, которые воровали женщин у вакамба, а скот и коз – у луо. Их священная гора, по которой назван ваш мир, украдена у масаи, ибо Кириньяга – слово из языка масаи.

– Это правда, Кориба? – спросил один из юношей.

Я кивнул:

– Да, это правда. В языке масаи кири означает «гора», а ньяга – «свет». Но хотя это слово взято из языка масаи, Гору Света дал кикуйю Сам Нгаи.

– Это гора масаи, – возразил Бвана. – Даже пики ее названы именами вождей масаи.

– Сроду не бывало на святой горе никаких масаи, – сказал старый Нджобе.

– Вначале эта гора принадлежала нам, – ответил Бвана. – Иначе она бы называлась словом из языка кикуйю.

– Значит, кикуйю наверняка убили масаи или изгнали их оттуда, – заключил Нджобе с хитрой улыбкой. Это замечание разгневало Бвану, он швырнул калебасом помбе в пробегавшую мимо козу с такой силой, что та повалилась с ног от удара в бок. Животное быстро вскочило и побежало по деревне, испуганно блея.

– Вы дураки! – заревел Бвана. – И даже если кикуйю прогнали масаи с горы, сегодня я восстановлю справедливость. Я провозглашаю себя лайбоном Кириньяги и объявляю, что эта планета больше не принадлежит кикуйю.

– Что такое лайбон? – спросил кто-то.

– Это слово, которым масаи называют своего короля, – ответил я.

– Как же может этот мир не принадлежать кикуйю, – возмутился Нджобе, – если тут все, кроме тебя, кикуйю?

Бвана указал на пятерых подпевал:

– Я объявляю их масаи.

– Нельзя превратить их в масаи, просто назвав их масаи.

Бвана