Шрифт:
Закладка:
Я вспомнил его тихим отшельником, каким он когда-то был, с поникшими плечами, опущенной косматой головой, совершенно одиноким и игнорируемым, идущим по улицам Пелиона, и острый укол сожаления пронзил мое нутро.
Я был одним из тех, кто игнорировал его.
Этот укол усилился.
«Что с тобой не так?»
«Что с тобой не так?»
— Хм? — спросила Бри, возвращая меня в настоящее, ее глаза были прикованы к мужу, мягкое, нежное выражение, все еще сохранялось на ее лице все эти годы спустя, пока она наблюдала, как Арчер общается с другими. Или за тем, каким отцом он был для их детей. Или за тем, как он дышит воздухом. Просто за тем, что он существует.
— Что?
Она взглянула на меня, озабоченный хмурый взгляд сменил выражение любви, которое она только что носила.
— Ты что-то пробормотал.
Неужели я сказал это вслух?
Я слегка покачал головой. Воспоминание было настолько шокирующе сильным, что я на минуту отключился.
— Я сказал, «что с тобой не так», — ответил я. — То же самое сказал мне отец за день до отъезда. — Хейвен сказала мне то же самое на вечеринке у Гейджа после инцидента с опоссумом, и я вдруг вспомнил боль от этих слов. Я почувствовал взгляд Бри на своем лице, продолжая вглядываться — теперь уже слепо — в толпу, мой разум был отброшен назад… — Мой отец всегда казался таким заботливым по отношению к Арчеру, уделял ему столько внимания. Я ревновал. — Еще одна пауза. Было больно говорить это вслух. Но также было приятно, наконец, произнести это вслух.
— Тебе было семь лет, Трэвис, — мягко сказала она.
— Я не хотел делиться своим отцом. Он был единственным родителем, который чувствовался стабильно, единственным, кто не смущал меня. Я не хотел быть вторым, — пробормотал я. Еще до того, как мама сказала мне эти слова, я почувствовал это. Знал, что сердце моего отца было разделено между нами двумя. И почему это должно было быть так? Он был моим отцом. Я узнал правду только позже. — Я был груб с Арчером. Подставил ему подножку, и он оцарапал колено. Отец опустился на колени, взял меня за плечи и легонько встряхнул. Он выглядел чертовски разочарованным. И он спросил: «Что с тобой не так?» Я до сих пор иногда ловлю себя на том, что задаю этот вопрос, только ответа нет. Точно такое же чувство. Чувство разочарования.
На следующий день он ушел, даже не попрощавшись. Он бросил меня и забрал с собой Арчера, сына, которого он действительно хотел. Оставив меня позади. Навсегда.
— О, Трэвис, — тихо сказала она, — он не это имел в виду. Он сказал это в гневе и отчаянии. Поверь мне, я сыта по горло своими дикими детьми по сто раз на дню. — Но то, как она смотрит, как они бегают кругами вокруг отца, такое открытое обожание в ее глазах сказали мне все, что мне нужно было знать о том, какой она была матерью.
— Знаю, — сказал я, потому что знал. На каком-то уровне я это знал. Но все еще слишком часто действовал на основе этого чувства на протяжении многих лет. Почему? Позволил ли я давнему страху оказаться недостаточно хорошим в глазах единственного человека, который действительно имел для меня значение, управлять моим поведением?
Пара, с которой разговаривал Арчер, на мгновение повернулись друг к другу, и я увидел, как Арчер с тоской посмотрел на то место, где сидели мы с Бри. Место, лишенное людей, за исключением тех, с кем он чувствовал себя комфортно, и, возможно, это даже включало меня. Выражение лица было мимолетным, его улыбка вернулась, когда внимание пары снова сосредоточилось на нем, но внезапно меня осенило. Жизнь Арчера не была идеальной. Конечно, за восемь лет, прошедших с тех пор, как он унаследовал город, он приобрел уверенность в себе и социальные навыки. Теперь у него была семья, друзья, полноценная жизнь. Но, конечно же, он все еще нес в себе ту часть себя, которая когда-то жила в полном одиночестве, и, возможно, он даже упускал некоторые аспекты этой жизни.
Разве все мы не были компиляцией версий самих себя, которыми мы когда-то были? Может быть, если нам повезет — и мы будем проницательны — мы научимся извлекать хорошее и оставлять плохое позади, те части, которые не работали на нас, а вместо этого не приносили ничего, кроме боли.
Может быть.
И, возможно, то, что Бри и Арчер показывали друг другу в ночной тишине, было не просто словами любви и нежности, но и страхами, неуверенностью и, какими бы они ни были, их тревогами.
Мы с Бри молчали несколько минут, думая о чем-то своем, жужжание вентилятора и низкий гул толпы создавали мирный белый шум.
— А что случилось с Фиби? — наконец спросила Бри. — Если ты не возражаешь, что я спрашиваю.
Небольшая группа людей двинулась с места, где они стояли, и я увидел Хейвен, ее смех звенел, пока она слушала что-то, что говорил Берт. Я почувствовал, как улыбка тронула мои губы, и молния электричества переместилась от груди к животу и обратно.
— Она изменила мне. Случайно наткнулся на них.
Бри тихо ахнула.
— Наткнулся… ты хочешь сказать…
— О да. Это именно то, что ты думаешь, что я имею в виду.
Она поморщилась.
— Боже мой. Трэвис. — Она помассировала висок, как будто этот образ буквально причинил ей боль. Мое сердце слегка подпрыгнуло. Когда-то давно я причинил ей боль. Некоторые сказали бы, что быть свидетелем моей боли может показаться Бри Хейл поэтическим правосудием. Некоторые могут быть правы. — Мне так жаль, что это случилось с тобой, — сказала она.
Я посмотрел на нее, отметив чистую искренность на ее лице.
— Знаю, что это так. — Наши глаза встретились, и между нами возникло понимание. — И благодарен тебе за это. — Я сделал глубокий вдох, отводя взгляд и заканчивая этот момент, мои глаза снова нашли Хейвен. — Но,