Я вел себя, как последняя задница. Мне это давалось легко.

А еще я вел себя, как осел, потому что ревновал. Ревновал, что она рядом с Гейджем. Чтобы попытаться произвести впечатление на него, заставить его обратить на нее внимание. Конечно, я не мог ей этого сказать. Я и сам этого не совсем понимал.

Мы не должны.

Я постучал по рулю, учитывая, что она явно интересовалась Гейджем. Ревность не была новинкой в моем репертуаре эмоций. По правде говоря, может быть, я провел большую часть своей жизни, ревнуя. Но сейчас это чувствовалось по-другому… Не знаю, как именно по-другому, но так оно и было.

Был ли я подлым?

Мне не хотелось быть подлым, когда дело касалось Хейвен. Я хотел быть лучше.

Почему?

Я не был уверен.

Но этот поцелуй. Поцелуй потряс меня. Я все еще был потрясен.

Я был тридцатидвухлетним мужчиной, который был далеко не девственником, но… Боже, я понятия не имел, что поцелуй может быть таким. Если бы мы были где-нибудь еще, кроме патио Гейджа во время вечеринки, где кто-нибудь мог нас увидеть, я бы попытался пойти дальше. Раздеть ее. Почувствовать ее необычайно мягкую кожу рядом с моей. Попробовать ее везде. Почему? Потому что я был возбужден, и, хотя Хейвен, возможно, не была той женщиной, которая мне обычно понравилась бы, она поставила галочку в каждой клеточке в этом платье.

Я все еще был не уверен, почему был на спасательной миссии растений, кроме того, что должен ей.

Я был ослом.

Я подставил ее.

Расстроил ее.

Так, что мне захотелось одновременно утешить и отвлечь ее от того, что происходило в ее голове. В любом случае, я был причиной ее страданий, и хотел загладить свою вину.

У Марка Хоббса и его жены Линн был коттедж прямо на берегу озера, рядом с тем, который Бри сняла, когда впервые приехала в Пелион. Я постучал в их парадную дверь и снял шляпу, когда Линн открыла ее.

— О, шериф Хейл, входите. Сегодня утром я увидела флаер в продуктовом магазине и написала Марку, чтобы он немедленно позвонил в офис. Я не знала, что они принадлежат кому-то другому, когда взяла их. — Она нервно посмотрела на меня.

— Вы не сделали ничего плохого, миссис Хоббс. Это было просто недоразумение. Но растения были важны для гражданки, которая… э-э-э… была вынуждена отказаться от них по независящим от нее обстоятельствам, а департамент полиции серьезно относится к заботам всех своих граждан и вмешивается, когда мы можем и когда позволяет время.

— У меня просто сердце тает от того, как полицейское управление Пелиона заботится о своих гражданах, как в больших, так и в малых делах. Я все время говорю Марку: «Марк, нам повезло быть частью этого прекрасного сообщества». Чудеса, которые сделал Ваш брат, произошли с тех пор… как… ну.

— Согласен, — тихо сказал я, зная, что краска, ползущая по ее шее, была связана с тем фактом, что она собиралась рассказать о моей матери и о том, насколько лучше город управлялся теперь, когда Виктория Хейл и ее эгоистичные мотивы переместились на три города дальше.

— Но у меня плохие новости, — нерешительно сказала она. — Видите ли, у меня были добрые намерения, но, по-видимому, я не очень хороша в уходе за растениями. Они, возможно, могли бы прижиться лучше, если бы я просто оставила их на обочине дороги и позволила небольшому количеству дождя сделать свое дело.

Она подвела меня к закрытому крыльцу с задней стороны дома. Пять обезвоженных, жалких на вид растений стояли у окна, с тоской глядя на воду за ним.

Десять минут спустя, когда растения набились на мое заднее сиденье, а след из листьев тянулся от входной двери Хоббсов к моей машине, я помахал рукой из окна, удаляясь вниз по улице.

— Оставайтесь со мной, ребята, — сказал я растениям.

Взяв сотовый, я набрал номер Хейвен.

— Шериф Хейл, — ласково произнесла она.

— Ты дома? — спросил я.

Дома.

Неужели я действительно начал думать о гостинице «Желтая шпалера», как о доме?

— Э-э, да. А что?

— Встретимся у входа, — потребовал я. — И принеси… — Мой разум искал подходящий аппарат, продукт или инструмент, который мог бы помочь этим жалким сорнякам. — Принеси шланг! — крикнул я.

Глава 12

Хейвен

Сетчатая дверь закрылась за мной, когда я вышла из дома. Я нахмурилась в замешательстве, щурясь на дорогу, ожидая увидеть машину Трэвиса.

Что, черт возьми, он задумал?

Принести шланг?

Я оглянулась на дом и заметила намотанный шланг возле широких ступеней. Фыркнув, я пошла к нему, размотала и присела на корточки рядом с краном.

— Что происходит? — спросила Бетти с беспокойством в голосе, стоя на крыльце и наблюдая за мной.

— Не знаю. Трэвис только что велел мне быть наготове со шлангом.

— О боже. — Сейчас она выглядела скорее взволнованной, чем обеспокоенной.

— Что происходит? — спросил Берт, его трость стучала по дереву крыльца, когда он подошел к Бетти.

— Не знаю, но я опишу эту сцену, как она… как это…

— Бывает, — тихо сказал Берт.

— Нет, нет…

— Разворачивается.

— Нет…

— Происходит.

— Вот именно, — подтвердила Бетти.

Вдалеке показалась машина, свернула на дорогу, ведущую к гостинице, и резко остановилась на подъездной дорожке.

Трэвис выпрыгнул из машины, распахнул заднюю дверь и вытащил самое грустное растение, которое я когда-либо видела. Я ахнула, включив воду движением запястья и подтащив шланг к тому месту, где стоял он.

— О, Боже мой! — сказала я, задыхаясь и смеясь. — Ты нашел их? Нашел их?

— Да! — крикнул он, снова засунув голову в машину, и вытащил еще одно растение, поставив его рядом с первым. — Поторопись! Возможно, у них осталось всего несколько минут.

Я снова рассмеялась, но сразу же принялась за работу, водя шлангом вперед-назад по их корням и листьям, давая им питье, в котором они так явно нуждались, и напевая им при этом.

Когда Трэвис захлопнул дверцы своей машины, я слишком быстро подняла шланг и случайно выпустила струю воды ему в лицо.

— Упс.

Он поднял руки, защищаясь, провел одной рукой по своим влажным волосам, внезапно рассмеявшись, капли воды разлетелись вокруг него.

Я опустила руку, вода собралась у моих ног, когда я уставилась на него, гордо смеющегося перед растениями, которые он спас. Для меня.

Мое сердце сжалось, а мышцы налились тяжестью. Это заставляло меня чувствовать себя одновременно воодушевленной и… испуганной.

Он снова провел рукой по лицу,