по городам ходил. Шахты-то стоят,— озорно сказал Батула.— Видимо, и немцы понимают, что их не! восстановить. Где возможно, вытаскивают на поверхность железо, оборудование. Собираются в Германию отправлять. Но этому нужно помешать.— Батула не договорил, встал из-за стола.— Спасибо, сестра, за ужин.

— Боже, за воду еще спасибо,— отозвалась Александра Федотовна.— Разве мужику такую похлебку подавать?

— Ничего, Саша, злее будем. Да и заслужить надо. Ну, ладно, я пойду в персональный угол. Что-то спину ломит.

— Лег бы по-человечески на кровать, согрелся. Не мальчишка ведь.

— Не искушай меня без нужды,— улыбнулся Петр Федотович.— Хороший романс. А в облаву попадешь, на то запоешь. Уж лучше в персональный.

На следующий день он разговаривал с Валентиной Босяновой и Татьяной Брущенко — племянницей Цуркановой. Предложил им идти через фронт. Вручил листок бумаги и велел выучить запись: на территориии механического завода размещены склады боеприпасов и горючего, в Авдеевском тупике станции Сталино — вагоны с вооружением, снарядами, авиабомбами.

— Пойдете в сторону Енакиево,— сказал он.— Справа от города — пересеченная местность, можно перейти передовую. Будете искать Шумко или Цуцина из обкома партии. Доложите о группе, скажите, что как воздух нужен радист.

Связные покинули город на заре в злую февральскую пургу...

К Принцевскому стали приходить знакомые и незнакомые женщины. Приносили кастрюли, чайники, миски, просили запаять, вставить дно, приделать ручку. Машинист брал утварь не у всех.

— Материалу нету,— говорил он.— Паять нечем.

В поисках старой жестяной посуды Михаил Лукьянович как-то забрел на азотный завод. Пролез через дырку в заборе и увидел огромную кучу каустической соды, припорошенную снегом. Положил несколько кусков в кошелку, заровнял выбранное место и поспешил домой. Нагрел воду и бросил в нее серый ком. Вода стала едкой, легко испарилась. Принцевский позвал Батулу и, протянув кусочек каустика, сказал:

— Вот она — смерть для паровозов.

— Как — смерть?

— Обыкновенная. Брось в тендер с водой каустика больше нормы, и через сутки паровоз потечет, как решето, если на дымогарных трубах накипь. Каустик — ядовитый черт. Понял?

— Это же до смешного просто! — воскликнул Батула.— А где взять каустик? Мы пошлем туда наших.

— Э, нет. Он продукт дефицитный. Я сам его буду носить. Вроде для продажи.

— А у тебя появятся новые клиенты,— подхватил Петр Федотович.— Условимся так: связные приносят посуду, передают привет от Ивана. Знай, что это за каустиком.

Принцевский стал носить соду с азотного. Брал куски по 10—15 килограммов. Дома разбивал и насыпал бумажные мешки. За каустиком приходили незнакомые женщины.

К марту сорок второго года оккупанты полностью перестлали железнодорожную колею. На станцию придали польские, французские и немецкие, уже поизношенные локомотивы. Механики сразу освоили их и выявили дефекты. Немцы, приставленные к машинистам, качали головой и приговаривали:

— Русский гут, хорош майстер.

Однако следили за каждым шагом. И все-таки паровозы стали выходить из строя. В холодное время трубы лопались из-за того, объясняли механики, что техника Уже старая. Весной потребовалось другое объяснение, и дежурный по депо Качанов нашел его. Он начал без конца напоминать коменданту станции:

— Господин шеф, у нас очень жесткая вода. Много солей, они вредят машине. Нужно строить водоочистительную колонку.

— Будет колонка,— отвечал комендант через переводчицу.— Сейчас не до нее. Быстро отправлять эшелоны нужно. Шнель, шнель.

— Как знаете,— говорил Андрей Владимирович.—] Я предупредил.

В сундучке, который машинист брал с собой в дорогу и где в мирные дни хранились обильная еда, книга, теперь лежал скудный завтрак, тряпки да пакля. А у Доронцова, братьев Брущенко, Качанова и других на дне сундука был припасен мешочек с каустической содой. Машинисты смазывали детали, осматривали колесные скаты, лазали за углем на тендер и незаметно высыпали в воду каустик. Проходили сутки, и где-то в пути механик кричал немцу:

— Течет! Смотри, течет! Котел разорвет! Показывал, что может произойти, быстро открывал люк топки и выбрасывал жар. Паровоз «потухал», и его тащили на станцию. В депо ставили диагноз и заключили:

— В наших условиях ремонтировать дымогарные1 трубы невозможно.

Локомотив отправляли в тыл. А Качанов снова надоедал коменданту, напоминая о жесткой донецкой воде. Но шефу и без того было тошно. Он ругал дежурного, сгонял зло на рабочих, бил их.

— Саботиерен! — то и дело раздавался его голос.

А причин для крика было больше чем достаточно. То загорались буксы, то плавились подшипники. Ставили на ремонт локомотивы, загоняли в тупик испорченные вагоны. А русские всему находили объяснение. Смазочных материалов вместо 10—15 килограммов на сутки дают всего два. Тут не то что подшипники расплавятся а загорится состав.

И все-таки эшелоны уходили в сторону Ясиноватой. Батула мечтал о новом крушении, но дорога тщательно охранялась солдатами и полицией. Ко всему группа не имела взрывчатки.

Доронцов в беседе с Мельниковым спросил:

— Нельзя ли с кем-нибудь из шахтеров знакомство завести? Тебе удобнее. Придешь как портной, то да се. Но ухо держи востро.

— Меня предупреждаешь, а сам рискуешь. Слыхал, я про твои дела. Говорят, какой-то тягач саданул на переезде.

— У нас работа горячая, всякое бывает. Сейчас дожди пошли, тормоза держат плохо.

Они стояли невдалеке от насыпи. Моросил назойливый дождь вперемешку с тяжелым снегом. Тропинки развезло, приходилось домой ходить кружным путем. Город придавила серая грязная погода. Поселок вымер. Но по-прежнему с восьми вечера и до пяти утра ходили патрули, раздавалась стрельба, комендантский час оккупанты соблюдали со свойственной им педантичностью.

Доронцов вздохнул и попросил снова:

— Так ты попробуй узнать.

Он пошел на станцию, а Николай Семенович домой. Передал жене разговор с Антоном Ивановичем.

— На шахте «Донэнерго» заведующий — русский инженер,— сказала она.

— К нему бы ключи подобрать.

— Опасно, Коля. Немцам шахту восстанавливает.

— Восстанавливать можно по-разному. Справки бы навести о нем.

Евгений Степанович Качура со своей большой семьей жил в пристанционном поселке. Николай Семенович дал задание Нине