или поместья без власти. Но помочь материально я готов вашим районом, каждому вашему члену. Мы родня, этого факта не отнимет у меня никакая власть. Только не забудьте, что помощь моя не будет постоянной. Вы должны сами научиться обеспечивать свой род и хранить многовековую его историю, мне на шею никто не сядет, — Линг поудобнее и жеманнее развалился на стуле. — Родня, вы свободны! А вы, чиновники, останьтесь. Поговорим о самой империи. С вами у меня не такой приятный и короткий разговор предстоит.

Линг не ошибался. Собрание растянулось на четыре часа. Обсуждался каждый вопрос, даже о разведении кур поговорили. С чиновниками было сложнее, если братьям Линг смог оставить земли империи под строгим контролем, то чиновников всех не оставишь на местах. Одни люди были талантливыми в своём деле, но они подчинялись лишь императору-отцу, а не Лингу — нужно было завоевать их веру или найти компромисс. Другие талантливые чиновники помимо своего мастерства управлять государством имели много чёрных пятен за собой. С одной стороны жалко таких умов лишаться, но находиться вместе с ним — это противоречит личным убеждениям. А были и те, кто достиг своего места благодаря лести к императору-отцу.

Оставить хороших и выгнать плохих — правильный на первый взгляд вариант. Но Лингу нужны были умы, и он хотел остаться в живых. У каждого из людей, что сидел перед ним, было достаточно средств, чтобы нанять лучшего в мире наёмного убийцу (а теперь много ума не нужно, дабы убить Линга — пробить пулей печать на шее и император мёртв), достаточно средств, чтобы задурить голову народу или армии и поднять восстание.

Пришлось Лингу в некоторых местах поступиться честью и перевести кое-кого на должности пониже и подальше от столицы. Пришлось, ещё не надев корону на голову, от имени жреца, что заменял эти две недели собой императорскую власть, прямо в зал позвать стражу и схватить троечку человек, за которыми числились не только разграбления империи, но и заказные убийства соперников.

Много врагов нажил за это день Линг, не став полноправно императором. Но почва, на которой зиждилась империя, оказалась очищена от червей, поедающих её. Названы новые лица, кто станет править страной. И не было сказано ни одно слово о смертной казни. Недостойные потеряли в худшем случае свободу и имущество, достойные сохранили место, уважение императора и прониклись почтением к нему. Одно осознали все — Линг не предаст свой девиз: “Нет народа — нет правителя. Правитель должен существовать ради своего народа”.

* * *

Этот день ждали многие. Ворота дворца были распахнуты для народа. Они не впускали посторонних вот уже сто лет, все прошлые церемонии передачи трона проходили в церемониальном дворце, поближе к стенам крепости. Но Линг решил, что площадь за дворцом мала для всех желающих и открыл врата, переместив вдобавок место для церемонии.

Важные гости стояли на балконах: высокие деятели культуры, иностранные дипломаты и, конечно же, мама, сестра, Лан Фан и друзья. Нарядные и счастливые. Лишь Альфонс Элрик не укладывался в общую картину, парень стоял в углу и держал телефонную трубку, из которой вылетал голос Эда:

— Ну скоро начнётся? Долго мне ещё ждать его? Небось, жрёт.

— Потерпи, — шептал Альфонс. — Линг совершал поминальный обряд предкам. Такая традиция.

Раздались оглушительные звуки дагу(1). Всё внимание тысячей зрителей устремилось ко дворцу, где на длинном и широком балконе стоял трон. Трон был сооружен таким образом, что он напоминал стоявшие на земле носилки знатных вельмож. Сам трон закрывала чёрная толстая ширма, это было сделано специально, чтобы никто не видел, как император усаживается на него. Перед лицом народа император должен уже сидеть и ждать.

— Вот он! — крикнули в толпе.

На балконе показался Линг. Одетый в широкую жёлтую мантию-лунпао(2), длинный подол которой несли слуги. Волосы Линга скрывались за мяном(3), отчего он сам на себя не походил. Зоркие люди с мест для почётных гостей могли разглядеть маленькое пятнышко на шее — его душу, плату, чтобы наступил этот день. В руках Линг держал свиток с клятвой. Он открыл его только, когда сел на трон. Клятва была небольшая, вступление её начиналось со слов: “Император получает власть от неба на правление миром. Отныне я Вуджиду”.

Так звался теперь официально Линг и весь последующий период его правления. Каждый император на коронации выбирал для себя девиз, который оставался с ним на всё последующее правление. Обычно все называли себя “Непоколебимое и блестящее” или “Процветающее изобилие”, но Лингу не шла к лицу гордыня. Его жизненный девиз знали все, но так как он был длинный, Линг придумал другой девиз для своего имени. Вуджиду, что значит — “я помню”.

Клятва закончилась, на голову возложили корону, настал черёд подойти к народу.

Люди припали к земле, когда император взялся за поручень балкона. Поданным нельзя стоять на равных перед Сыном Неба — негласный древний закон. Даже мама и сёстры преклонили колена, один лишь Ал стоял и не знал, что делать. Стоять дальше? А вдруг Линг сочтёт это оскорблением? Склониться? Но он же не подданный и не слуга своему другу!

— Встаньте! Я не хочу, чтобы вы стояли передо мной на коленях, — произнёс самое первое император после клятвы.

Люди поднялись, они ждали, с каким требованием, с какими планами познакомит их первым делом новый император.

— Прежде, чем я обращусь к вам, — прозвучали его вторые слова. — Я должен выполнить одну важную вещь, — Линг замолчал, на лице мелькнула грусть. — Я хочу попросить прощение у моего близкого друга Лан Фан за то, что я сильно оскорбил её.

Линг повернулся к балкону, где стояла Лан Фан, встретился глазами с девушкой и приклонил голову в знак раскаяния.

— Прости меня, Лан Фан, я поступил по-свински, когда, даже не попытавшись тебя понять, прогнал тебя.

Тин, что стояла рядом с телохранительницей, вытерла намокший глаз.

“Сын мой, ты начал своё правление с просьбой к народу и прощением у слуги. И когда же я воспитала тебя таким хорошим? Я верю, что в Ксинге начинается новая эпоха”.

* * *

С наступлением вечера город (да что город, вся страна) окрасилась яркими фонариками. По светлым, как днём, улицам гуляли люди в