Шрифт:
Закладка:
В нечерноземной Северо-Восточной Руси рабочий сезон крестьянина был коротким – с мая по сентябрь, в то время как во Франции и Англии на полях не работали лишь в декабре и январе. Бедные почвы и худшие климатические условия обеспечивали низкие урожаи – четыре-пять центнеров с гектара (во Франции – в два раза больше). Хорошим урожаем в Нечерноземье считался «сам-четыре», но при этом около четверти урожая предстояло отдать в виде оброка землевладельцу, а каждый седьмой-восьмой год был в средневековой Руси неурожайным. Особенно тяжело приходилось, когда неурожай совпадал с эпидемией или эпизоотией, как, например, в 1309 г.: «Мор на люди и на кони и на скот; мышь поела рожь и овес, и пшеницу, и всяко жито». Тогда даже в скупых строках летописей прорывалось отчаяние: «О, горе бяше… по торгу трупие, по улицам трупие, по полю трупие, не можаху псы изъедати человецы».
В таких условиях крестьянин со своим неустойчивым хозяйством постоянно нуждался в поддержке общины. Возник обычай крестьянских «помочей» во время страды, при постройке новой избы, на содержание сирот, вдов, увечных и стариков. Община же была жизненно заинтересована в том, чтобы в ней не было нищих, чтобы все земли и сенокосы использовались максимально эффективно, для чего их надо было перераспределять. В деревне начались «поравнения» – передел земель между общинниками в зависимости от количества работников в семье. Русская крестьянская община постепенно стала приобретать важные отличия от западной; пройдет время, и в ней исчезнет частная собственность на землю.
В xix в. получившие университетское образование господа рассуждали о соборности (в смысле христианского единства, противостоящего как западному индивидуализму, так и социалистическому коллективизму) и нравственности природы мужика. Их оппоненты веровали в особую склонность того же мужика к социализму. Вот только мужик об этом не подозревал, что стало сюрпризом и для тех, кто пошел «в народ» звать его «к топору», и для умилявшихся верности народа «престол-отечеству».
Утверждение общинной собственности на землю произошло не само собой и не в силу особого «русского духа». В xv в. общинник еще мог свой участок продать соседу или человеку со стороны, хотя и с согласия односельчан и с условием несения тех же повинностей (тянуть тягло), что и прежний хозяин. Но чем больше требовал от мужиков вотчинник, чем сильнее давил налогами князь, тем больше следила община, чтобы «тягло» несли все поровну.
Князья же в это время раздавали земли светским и духовным слугам. Получавшие новые владения (относительно небольшие вотчины) слуги стали называться «детьми боярскими». Во второй четверти xv в. они уже предстают сплоченной общностью воинов, состоявших на службе великого князя Московского Василия ii Темного. Среди них были потомки князей (например, утратившие титул Волынские, Ржевские), обедневшие бояре (Аксаковы, Апраксины, Румянцевы), совсем незнатные вотчинники и даже выделившиеся из общины и поступившие на княжескую службу крестьяне (Касаговы, Нелидовы-Ракитины) и слуги бояр (Козодавлевы).
В xv в. городовые корпорации детей боярских принимали участие во всех важнейших военных акциях московских князей: они защищали Василия ii от родственников во время борьбы за московский стол, сражались с татарами и литовцами. Их было не очень много: в сражении с татарами 7 июля 1445 г. под Суздалем участвовало 1,5 тыс. воинов, в 1456-м против Новгорода Василий ii послал пятитысячную рать.
Уровень экономического развития страны был невысок: в обычном княжестве xiv в. было два-три города, в то время как в Германии в xiv – xv вв. появились сотни новых городов. В Москве только в xiv в. появились объединения купцов, торговавших со странами Средиземноморья («гости-сурожане», известны с 1357 г.), Литвой и «немцами» («суконники», известны с 1382 г.), в Вильно, Риге и Дерпте находились русские кварталы. У «гостей» занимали крупные суммы даже князья, а иные купцы становились в Москве видными администраторами, как Василий Ховрин – «гость да и болярин великого князя». Вместе с «гостями» городскую общину составляли «черные люди», объединенные в сотни и слободы, во главе их стояли купеческие старосты, участвовавшие в суде вместе с княжеским наместником.
Но в русских городах так и не произошла «коммунальная революция» – создание собственного самоуправления и суда. Представителем городской общины перед князем был тысяцкий. В первой половине xiv в. его власть в Москве была настолько велика, что в договоре Семена Гордого с братьями для тысяцкого отведено место тотчас после великого князя. Назначал тысяцкого князь, но это не мешало тысяцким при поддержке бояр и горожан становиться силой, с которой приходилось считаться, тем более что тысяцкие стремились передать свою должность по наследству. В Твери она сделалась наследственной в роде Шетневых, в Москве – в руках бояр Хвостовых и Воронцовых-Вельяминовых. В Москве в xiv в. вокруг этого поста началась борьба.
В 1356 г. старый московский тысяцкий, боярин Алексей Петрович Хвост, был убит. «Убиение же его произошло как-то удивительно и непонятно, – рассказывает летописец-современник, – точно он был убит неведомо от кого и неведомо кем, только оказался лежащим на площади, некоторые говорят, что на него втайне составили заговор и приготовили западню, и так от всех бояр общею думою был убит». Загадочное убийство вызвало срочный отъезд из Москвы на Рязань «больших бояр» и «мятеж» на Москве.
Должность была опасной для княжеской власти. Не случайно Дмитрий Донской решил ее упразднить. Оскорбленный сын умершего тысяцкого Василия Вельяминова Иван в 1375 г. бежал в Тверь и получил в Орде для тверского князя Михаила Александровича ярлык на великое княжение владимирское, что вызвало новую московско-тверскую войну. Вельяминова же схватили «хитростью», привезли в Москву и публично казнили: «Множества народа стояще, и мнози прослезиша о нем и опечалишася о благородстве его и о величествии его». Можно предположить, что за Вельяминовым и Некоматом стояла группа гостей, для которых мир с Золотой Ордой был чрезвычайно важным. Однако рядовые горожане скорее теряли от уничтожения должности тысяцкого, связанного с посадом и защищавшего его права и интересы.
Загадка Дмитрия Шемяки
Во второй четверти xv в. в Москве вспыхнула война между сыном Василия Дмитриевича Василием ii (1425–1462) и его дядей, князем звенигородским и галичским Юрием, и его детьми Василием Косым, Дмитрием Шемякой и Дмитрием Красным. Юридической основой спора, приведшего к войне, были духовные грамоты Дмитрия Донского, «приказывавшего» свою отчину «всем детем своим» – Василию, Юрию и другим, и противоречившее им завещание Василия i,