Однажды, недалеко от нашего дома, в полыхавшей осенним пламенем аллее, я увидел двух мальчишек. Они носились по аллее, забавляясь какой-то птахой, привязанной за ногу ниткой. Один из мальчишек держался за конец нитки, а птичка, пытаясь улететь, устало махала крыльями невысоко над землей. Ребятам хотелось, чтобы она летала быстрей и выше, взбадривали ее криками, махали руками. В конце концов птаха, собрала последние силы и полетела вдоль аллеи чуть быстрее и выше прежнего.

Мальчишки, не отпуская нитки, бросились за ней.

Вдруг нитка зацепилась за сучок, бедную пленницу резко рвануло, и она беспомощно повисла вниз головой.

Я подбежал к мальчишкам.

— Что вы делаете, негодяи!.. — крикнул я, задыхаясь от злобы. Мальчишки, глянув на меня, так испугались и так стремительно бросились наутек, что догнать их было бы невозможно.

Осторожно сняв птаху с сучка, я положил ее на ладонь. Это была чижовка — жалкое, измученное существо.

«Не выживет, — подумал я. — А как хорошо было бы вернуть ее к жизни…»

В то время у нас в квартире жил одинокий и веселый чиж. Но даже он, несмотря на свой неунывающий характер, даже он иногда грустил. Вдруг замолкал. Нахохливался. Подолгу сидел неподвижно, словно обдумывал какой-то важный вопрос. Я понимал причину его грусти: одиночество. И мне жаль было чижа.

«А что, если попытаться спасти чижовку?» — мелькнула у меня мысль, хотя надежды на это было совсем мало.

Итак, скорее домой!

До нашего дома, если идти пешком, ходьбы минут десять.

А если бегом, то можно добраться гораздо быстрее. И я, что было духу, пустился бежать.

Мать, увидев меня, встревожилась:

— Что случилось?

Не ответив матери, я прямо — к клетке с чижом. Открыл ее и посадил чижовку на жердочку. Она еле держалась и продолжала дрожать. Даже голову поднять не могла.

Мы отошли в сторонку и стали издали наблюдать за клеткой.

Вначале в ней было тихо. Чиж сидел отдельно, не шевелясь, не издавая никаких звуков, словно был ошеломлен неожиданным подарком.

Оцепенение чижа продолжалось несколько минут. Когда оно прошло, он сел рядом с чижовкой и, поворачивая голову, стал приглядываться к ней, словно хотел понять: что это, мол, за незнакомка, откуда она, зачем и что с ней приключилось?

Потом послышалось его характерное, «чи-чи-чи» — сперва тихо, едва слышно, потом все громче, все взволнованней. Это «чи-чи-чи» звучало на разные лады и с разным смыслом: то грустно, то гневно, то ободряюще-весело, то ласково, то успокоительно-нежно.

Чиж так разволновался, что не мог усидеть на одном месте, поминутно соскакивал с жердочки, садился то с одной стороны чижовки, то с другой и без конца продолжал свое чичиканье.

— Смотри-ка, Ваня! Твой чижик-то развеселил-таки подружку свою. Вон она и глаза приоткрыла…

Да. Это было так. От радости, что чижовка пошла на поправку, я обнял маму и бросился готовить угощение. Натолок конопляных семечек, налил два блюдечка воды и все это поставил в клетку.

Чиж буквально не отходил от своей подруги: вместе они ели, вместе купались и вместе отдыхали. Мне казалось, что для полного счастья им не хватает свободы. По углам своей комнаты я прикрепил две треугольные фанерки, а клетку открыл настежь. Чижи теперь летали по комнате, садились на фанерки, а обедать и ночевать залетали в клетку.

Однажды, это было зимой, в январе, я заметил, как чижовка подлетела к маленькой желтой подушке, висевшей на стене, куда мама втыкала швейные иголки. В одной из иголок была черная нить. Чижовка выдернула нить и унесла на фанерку. Я понял — чижи собираются строить гнездо.

Решил помочь им. Отправился в рощу и принес оттуда небольшую рогульку, пучок сена и мха. Рогульку поставил на треугольную фанерку, а мох и сено положил на подоконник.

У чижей закипела работа… В несколько дней они соорудили отличное, мягкое гнездо.

А вскоре в нем появилось первое и очень маленькое, не больше фасолинки, зеленоватое, в черную крапинку, яйцо. Всего самка отложила шесть яиц и села их высиживать.

Потом появились птенцы — смешные такие, с маленькими хвостиками, желторотые. Я варил куриные яйца и подкармливал ими птенцов. Они быстро подросли, оперились и встали на крыло. От их гомона, писка, чириканья стало шумно и весело в нашей квартире.

Как только потеплело, я открыл форточку — хотелось проверить: улетят или останутся с нами наши чижи.

…Улетели… Сперва взрослые, а за ними и молодые чижата — слётки.

Без птиц стало грустно и тихо. Все в нашем доме жалели, что чижи улетели. И больше всех жалел, конечно, я. Я так к ним привык, так полюбил их, что разлука с ними приводила меня в отчаяние.

Однажды — это было в начале мая — как-то глянул я на форточку — она была открыта — и глазам своим не поверил: там, все еще не решаясь залететь в комнату, сидели зеленоватый, с желтой грудкой и в черной шапочке чиж и серо-бурая чижовка.

Это были наши чижи!..

Те самые, взрослые, что жили у нас зимой. За ними синело просторное небо, куда-то ввысь летели облака.

Я был бесконечно рад, что пичуги вспомнили о нас и вернулись. Их любовь, привязанность к нам, людям, видимо, была ничуть не меньше, чем наша любовь к ним.

Я перешел в другую комнату и оттуда, из-за портьеры, затаив дыхание, стал наблюдать за чижами.

Они долго не решались залететь в комнату, едва слышно совещались о чем-то на своем птичьем языке. Посоветовавшись, разом впорхнули в комнату и начали кругами летать по ней. Садились на фанерные треугольники, на комод, на мой письменный стол, на подоконник, словно желая убедиться в том, не ошиблись ли адресом? Действительно ли это та самая комната, где они обрели счастье, веселое и шумное потомство и свободу?

Нет, не ошиблись. Чижи остались ночевать, но не в клетке, как прежде, а на одном из фанерных треугольников.

Утром чуть свет чиж и чижовка вылетели в форточку. Я подумал: ну, теперь уж навсегда. Нет. Вскоре появились снова, и каждый держал в клюве по сухой былинке. Теперь они сами, без моей помощи, свили гнездо, чижовка отложила шесть яиц, и снова появились маленькие желторотые чижата.

В конце июня все чижиное семейство снялось, и больше я никогда его не видел.

Воспоминания далекой юности и история двух чижей так растревожили мою память, что от сонливости не осталось и следа.

Я был бодр. Весна молодила меня. Свежий