Шрифт:
Закладка:
— Дело не в этом, я просто… Я не знаю.
Я отвожу взгляд, потому что знаю, что она не сможет продолжать говорить, если я не буду смотреть на неё. Я трусиха, но я не хочу отвечать на вопросы. Я просто хочу разобраться в себе и исправить это. Что бы это ни было.
Малакай заслуживает лучшего.
Скарлетт сжимает моё колено, и я смотрю на неё.
— Я очень устала. Спасибо, что позволила мне остаться, Скар.
Она выглядит грустной, но тянется вперёд и обнимает меня.
— Спокойной ночи, Ами. Приходи ко мне, если тебе что-нибудь понадобится. Вообще всё, что угодно.
— Я так и сделаю, спасибо, и Скар?
Она улыбается.
— Да?
— Пожелай от меня спокойной ночи Малакаю.
Она собирается возразить, но поджимает губы и кивает.
— Я передам.
Когда она уходит, я переворачиваюсь на бок и смотрю в стену, чувствуя себя опустошённой, измотанной и испытывая боль.
Я поворачиваюсь на другой бок и ахаю, когда вижу Малакая, стоящего у моей двери, пристально смотрящего на меня. Моё сердце учащённо бьётся, и я сажусь.
— Ты не сможешь так легко отделаться от меня, дорогая.
Я отвожу взгляд, выдыхаю, а затем снова смотрю на него.
— Чего ты так боишься? — спрашивает он меня с таким пристальным взглядом, что это обжигает.
Я решаю сказать ему правду, потому что, чёрт возьми, я устала от того, что каждая часть моей жизни — ложь.
— Саму себя, — шепчу я.
Себя.
Так чертовски боюсь саму себя.
* * *
Малакай
Себя.
Она боится саму себя.
Это утверждение не имеет для меня большого смысла, но я вижу по её глазам, что она говорит это искренне, каждой частичкой того, кто она есть. Интересно, что, чёрт возьми, с ней случилось, что заставило её думать, что она плохой человек, потому что, судя по тому, что я видел, это абсолютно не так. У Амалии чистое сердце, и очень немногие люди могут сказать это о себе.
Я не спрашиваю, хочет ли она этого, или нет, я просто начинаю снимать с себя одежду, пока не остаюсь в джинсах, а затем подхожу к кровати, откидываю одеяло в сторону и забираюсь внутрь. Амалия смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
— Попробуй выгнать меня, дорогая, посмотрим, что с тобой случится. Я остаюсь.
— Почему? — шепчет она, глядя мне в глаза.
Я придвигаюсь к ней поближе, и, чёрт возьми, она потрясающе пахнет. Я хочу от неё гораздо большего, чем она готова дать, но я также не собираюсь настаивать на этом. Она отдаст это мне, когда будет готова, но она отдаст это мне. Неважно, что я должен буду сделать. Я испытал много грёбаных вещей в своей жизни, но ничего похожего на то, что Амалия делает со мной.
Она моя.
Даже, если она, пока отказывается это принимать.
— Почему я остаюсь?
Она кивает.
— Потому что ты делаешь меня лучшим грёбаным мужчиной. И я хочу остановить ту боль, что есть в твоих глазах. Итак, я остаюсь. Чтобы ты знала, что даже если это всего на одну ночь, ты в грёбаной безопасности. Потому что это так, Амалия. Со мной ты всегда в безопасности.
Она сглатывает, и её нижняя губа дрожит, но она быстро приходит в себя. Она может думать, что она хрупкая и сломленная, но внутри неё тоже есть сила. Сила, которую, я думаю, она ещё не осознаёт.
— Мы ничего не знаем друг о друге. Как ты можешь быть так уверен, что я делаю тебя лучше?
— В конце концов, все это приходит само собой. Но если ты хочешь что-то узнать, спроси меня. Мне нечего от тебя скрывать. То, что ты заставляешь меня чувствовать, — это гораздо больше, чем грёбаная история, Амалия. Это целая, чёрт возьми, история, и я чувствую это прямо здесь, сильнее, чем когда-либо чувствовал что-либо в своей жизни. — Я ударяю себя кулаком в грудь.
— Я на самом деле хочу узнать о тебе больше, Малакай. Потому что ты действительно заставляешь меня чувствовать себя не такой, как все остальные в моей жизни, я действительно не могу это объяснить. Итак, если я спрошу, ты ответишь? — спрашивает она, придвигаясь немного ближе.
— Конечно, я так и сделаю.
— Как ты стал президентом мотоклуба?
Я улыбаюсь ей.
— Переходишь прямо к важным вопросам.
— Да. — Амалия застенчиво улыбается, и, чёрт возьми, я хочу поцеловать её снова.
Всю грёбаную ночь.
Но вместо этого я отвечаю на её вопрос.
— Мой отец был президентом, а до этого — его отец. Это передалось либо Маверику, либо мне. Я хотел этого. Маверик этого не хотел. На самом деле всё очень просто.
— Это то, чем ты хотел заниматься в своей жизни?
Я киваю.
— Да, я знал, что это взросление. Клубная жизнь — это всё, что у меня было. Так что я не задавался вопросом, есть ли для меня что-то ещё. Я хотел этого. Я дышал этим. Я жил этим.
— Это опасная жизнь, не так ли?
Я удерживаю её взгляд.
— Всё в этом мире может быть опасным, дорогая. Ты уже должна была это понять. Я стараюсь держать свои руки и руки моего клуба подальше от чего-либо незаконного. Это не значит, что я не занимаюсь незаконными вещами, я сделаю всё возможное, чтобы защитить свой клуб. Но в основном мы торгуем через легальные источники и работаем с ними.
— Значит, цель твоего клуба — удержать людей от совершения плохих поступков в городе? Как Трейтон?
— И да, и нет. Это не то, для чего я здесь. Мы покупаем дерьмо, мы продаём дерьмо, мы производим дерьмо, мы избавляем город от отбросов, когда они выходят из-под контроля. Нам не нравится, когда наше имя втаптывают в грязь. Трейтон — подонок, и его деятельность затрагивает очень близких мне людей, включая тебя, поэтому я избавлю этот город от него.
Она пристально смотрит на меня, на секунду прикусывая нижнюю губу, прежде, чем, наконец, задать вопрос, который, очевидно, крутится у неё в голове.
— Ты собираешься убить его?
Я удерживаю её взгляд.
— Тебя это пугает, Амалия? Что я могу лишить его жизни голыми руками?
Её глаза расширяются, и она смотрит на меня, по-настоящему смотрит на меня. И я позволил ей. Я позволил ей увидеть всё это. Потому что она должна знать, что я не буду колебаться, когда
