смелый взгляд, которым не овладевают ни смущение, ни стыд; он как будто падал на него сверху вниз, несмотря на то, что глаза их находились на одном уровне, и прибавлял ему ещё больше сомнений вместо покоя. Интересно, что стоит за ним? Пока что он видел: за ним стояло пренебрежение, а может и забава, вроде той, с какой взрослый смотрит на ребёнка, но при том её взгляд не был лишён чувства превосходства, обязанного не только разнице в возрасте между ними, поскольку она была старше его максимум года на два. Разве не таким взглядом мог смотреть этот высокий особняк на Дворцовой улице на старый дом в Байн аль-Касрайн? Но почему он не замечал этого в её глазах раньше? Вероятно потому, что раньше она не оставалась с ним наедине, так как до этого у него не было возможности взглянуть на неё вблизи так, как в этот час. Это приносило ему и боль, и печаль, так что всё его опьянение почти угасло. Будур протянула к нему руки, прося забрать её, и он взял её на руки. Тут Аида сказала:

— Удивительно! Почему вас так любит Будур?

Глядя ей в глаза, он ответил:

— Потому что я люблю её так же, и даже больше…

Она скептически спросила:

— Это закон, на который можно опереться?

— Пословица гласит: «Сердце к сердцу посланником служит»…

Она постучала пальцами по столу и задала вопрос:

— Допустим, красивую девушку любят многие мужчины. Должна ли она любить их всех? Как ваш закон будет справедлив в таком случае?

Чары этого диалога заставили его позабыть обо всём, кроме своей печали:

— Тогда она должна любить того, кто любит её искреннее других!..

— Как же она сможет выделить такого среди них?

«О, если бы этот диалог длился вечно!»

— Обращу снова ваше внимание на пословицу: «Сердце к сердцу посланником служит»!

Она отрывисто засмеялась, и смех её прозвучал подобно звуку струны. Она вызывающе произнесла:

— Если это так, то искренне любящий не разочаруется в своей любви! Но верно ли это?!

Её слова потрясли его, как правда жизни потрясает того, кто полагается на одну только логику. И если его логика была верна, тогда он должен был бы быть счастливейшим из людей благодаря своей любви и любимой. Но так ли было на самом деле?! По правде говоря, история его долгой любви не была лишена моментов обманчивой надежды, освещавшей мрак сердца мнимым счастьем из-за нежной улыбки, подаренной ему любимой, или мимолётом вырвавшегося слова, которое можно было истолковать в свою пользу, или приятного сна после целой ночи раздумий. Он искал приюта в изречениях, которые почитал особо, вроде: «Сердце к сердцу посланником служит», и таким образом цеплялся за призрачную надежду с отчаянным упорством, пока сама действительность не привела его в сознание в этот час саркастической фразой, решительно брошенной ей как горькая пилюля. С помощью этого лекарства он мог излечить своё будущее от обманчивых надежд настоящего и точно узнать, где было его место. Когда он не ответил на вопрос, которым она бросила ему вызов, его любимая мучительница закричала тоном победителя:

— Я выиграла…!

Снова воцарилось молчание, и до ушей его опять долетел шелест веток, шуршание сухой листвы и щебет птичек, но на сей раз его разочарованное сердце восприняло эти звуки вяло. Он заметил, что её глаза рассматривают его более внимательно, чем того требовали обстоятельства, и что взгляд её стал более дерзким и уверенным, словно она забавляется с ним. Теперь перед ним была женщина, бросающая вызов мужчине. Он почувствовал холод в сердце и спросил себя, предназначено ли ему судьбой остаться с ней наедине, чтобы его мечты разрушились в одночасье?! Она заметила его тревогу и небрежно засмеялась. Шутливо указав на его голову, она произнесла:

— По вас не скажешь, что вы начали отращивать волосы.

Он лаконично ответил:

— Нет…

— Вам это не нравится?

Пренебрежительно искривив губы, он произнёс:

— Нет…

— Мы же говорили вам, что так красивее…

— А разве мужчина должен быть красивым..?

Она изумлённо воскликнула:

— Конечно! Все любят красоту, неважно, будь то мужчины или женщины…

Ему хотелось повторить ей один из выученных им наизусть афоризмов, вроде «Красота мужчины в его нраве», и тому подобное, но понял, что подобное побуждение такой личности и с таким лицом, как у него, встретит с её стороны только то, что он уже слышал: глумление и сарказм. Испытывая колющую боль в сердце, он попытался скрыть её притворным смехом:

— Я не разделяю ваше мнение…

— А может быть, вы питаете отвращение к красоте так же, как к пиву и свинине?!

Он засмеялся, чтобы облегчить боль отчаяния и досады, а она продолжала:

— Волосы это естественное покрытие. Я полагаю, что они нужны вашей голове. Разве вы не знаете, что у вас слишком большая голова?

«Ну конечно, двухголовый!.. Разве ты забыл это своё старинное прозвище?.. Боже, какое несчастье!»

— Да, разумеется…

— Почему?..

Неодобрительно покачав головой, он ответил:

— Спросите себя сами, я не знаю…

Она мягко засмеялась, а вслед за тем наступило молчание.

«Твоя возлюбленная прекрасная, очаровательная, завораживающая, но также и всемогуща, как ей и полагается быть. Испытай на себе её могущество и вкуси различные виды боли».

Она, казалось, и не думала о том, чтобы смилостивиться над ним, и её прекрасные глаза продолжали подниматься по его лицу, пока не остановились на… носе. Да, на его носе!.. Он почувствовал содрогание в глубине души, так что даже волосы встали дыбом, и опустил взор, в страхе ожидая того, что сейчас будет. Он услышал её смех и вопросительно поднял глаза:

— Что вас так насмешило?

— Я вспомнила кое-что смешное из известных французских пьес, что читала.