— Нет, не мог бы, — сказал командир, кивая на реактор. — Ты тоже поднимайся. Иди под купол, садись, как тебе удобно, бери кислород и сиди там тихо.

Гедимин мигнул.

— Это ещё зачем? Реактор остановлен, ему ничего не надо…

— Приказ, — отозвался командир.

Он сам закрыл за Гедимином люк — и, как тому показалось, ещё и припечатал сверху защитным полем. Сармат, недоумённо пожав плечами, сел к щиту управления. Ждать пришлось долго — он опустошил баллон с кислородом, пока снаружи лязгали и громыхали, накрывая реактор многослойными щитами. Потом платформа дрогнула и мягко снялась с места. Сайджин вёл её медленно и предельно осторожно; через пару минут он остановился, но очень скоро тронулся и проехал ещё немного. Пару остановок спустя над платформой снова загромыхало. В открывшийся люк заглянул сармат в сером экзоскелете.

— Гедимин Кет? Физик-ядерщик? Иди со мной, Гельмер тебя ждёт.

Ремонтник едва успел оглянуться, пока его практически за шиворот тащили к малозаметному люку в округлой стене огромного зала. Он увидел свою платформу под множеством экранов — в этом помещении она казалась маленькой, как миниглайд в ангаре для спрингеров. Увидел он и ещё одно — растянутый в длину четырёхметровый портал, окружённый дугообразными конструкциями, и тяжело нагруженный «Кенворт», медленно выползающий из него.

— Это «Сампо»? — спросил Гедимин у экзоскелетчика.

— Да. Перебросили тебя через Кагет, — ответил тот со скрываемой, но всё же считывающейся гордостью. Гедимин мигнул.

— Быстро, — сдержанно признал он. — Могли бы дать осмотреться.

«Луна, Гоберта, Аметист… и ещё Кагет,» — перечислил он про себя все посещённые планеты. «На Кагет надо бы вернуться.»

Гельмер Гьоль действительно ждал его — и подготовился: первым, что увидел Гедимин, зайдя в отсек, была крайне подробная голограмма — трёхмерная модель будущего крейсера. Потом сармат заметил вторую — она, уменьшенная вдвое, затерялась в тени первой.

— Уран и торий, — выдохнул сармат, остановившись перед крейсерами. Он тронул пальцем одну из палуб, и она «открылась», показывая готовые к вылету истребители и бомбардировщики.

— Тут целый флот, — пробормотал Гедимин и невольно поёжился — ему вспомнилась «Шибальба». — И быстро такой построят?

— За три месяца, если ты о «Фениксе», — отозвался Гельмер, небрежным шлепком уменьшая голограмму. — «Бет» — два месяца. Не трогай палубы, с этим разбирается Никэс. Загляни в реакторный отсек.

Гедимин прикоснулся к наиболее бронированному участку корпуса. Реакторный отсек изнутри был заключён в семислойный шар, герметично закрывающийся с двух сторон, с автономной кислородной станцией и запасом сырья для неё на трое суток. Внутри, однако, было пусто — были прочерчены только трансформаторы и берущая от них начало энергосистема «хвана». Гедимин отметил, что «хван» вдобавок подключён к четырём ЛИЭГам — видимо, на случай аварии на реакторе.

— Тут пусто, — ответил на его удивлённый взгляд Гельмер. — Твоя задача — эту пустоту заполнить. Нет, чертёж-голограмму от тебя никто не потребует. Дочерти хоть на листке скирлина, но так, чтобы наши расчётчики могли с этим работать. Красивую картинку дорисуют уже без тебя.

— Это всё, что надо? Картинка? — озадаченно спросил Гедимин. — А опыты? А проверить расчёты на практике?

Гельмер кивнул.

— Всё будет проверено, физик. Сделай чертёж. Инженерный блок всё рассчитает, прогонит по моделям, проверит в лабораториях. Твоё дело — думать.

— Я не могу думать без ирренция, — угрюмо сказал Гедимин, посмотрев на свои руки. — Мне оставят мой реактор?

Гельмер пожал плечами, глядя на сармата с нескрываемым недоумением.

— Его оттащат в пустой отсек. Можешь перебраться туда, если тебе так проще. Говорят, все учёные со странностями…

Гедимин хотел фыркнуть, но сдержался, — его сейчас занимал только реактор.

— Сколько у меня времени? — спросил он.

— Верфи уже работают, — Гельмер повернулся к голограмме и небрежными движениями увеличил обвязку антиграва. — Первого января будут заложены первые «Бет» и «Феникс». Все чертежи уже у тебя. Там же мои наработки по «Ицумадену» и «Циклопу» на ирренциевой тяге, — тяжёлые «десантник» и астероидный бомбер нам по-прежнему нужны… Первого января должен начаться промышленный выпуск реакторов типа «Феникс». А следовательно, тридцатого декабря окончательный вариант должен быть у меня. Достаточно времени для последних штрихов, физик?

Гедимин несколько секунд смотрел на него, не мигая. Ему вдруг стало не по себе — странный холод, скользнув по спине, просочился под рёбра, и в груди неприятно заныло. «Первое января? „Сырой“, непроверенный реактор — сразу в производство? Моя установка ещё года не отработала…»

— Нет, — ответил он, угрюмо щурясь. — Этого мало.

Гельмер растерянно мигнул.

— Ассархаддон утверждал, что реактор почти готов, — сказал он, глядя на Гедимина с нарастающим подозрением. — Я даю почти месяц. Ты говоришь — этого мало?

— Реактор ещё года не отработал, — медленно проговорил Гедимин, чувствуя, как холод под рёбрами усиливается. — Никто не знает, как он себя поведёт в космосе. Дай мне два года, и я доведу его до ума.

— Ты шутишь, физик? — Гельмер, забыв о трёхмерном чертеже, повернулся к сармату. — Два года… У нас нет в запасе даже двух месяцев! Через два года у нас должен быть атомный флот!.. Так, я вижу, в чём дело. Я не умею работать с учёными. Наверное, не стоило тебя с полигона тащить в лабораторию. Ты свободен. Отдохни, остынь, если сегодня работать не сможешь — приходи завтра утром. Всё, иди.

Гедимин покачал головой.

— Мне не нужен отдых. Я не устал, — он чувствовал, что переговоры не задались, но не знал, как это исправить. — Я говорю о реакторе. Он непредсказуем. С ним нельзя работать. Ты же видел отчёты…

— Иди, иди, — Гельмер едва заметным жестом подозвал охранника и указал ему на Гедимина. Стивен, Конрад и Васко, безмолвными тенями застывшие в дальнем углу, зашевелились.