маленький братик. И малышка нарисовала дом, сад и нечто вроде колодца, который оказался цистерной для сбора дождевой воды: ею давно не пользовались, и она была полностью скрыта разросшимися кустами.

Так Пьетро в первый раз присутствовал при сеансе «автоматического письма», когда подсознание вырывается из-под контроля, берет верх над разумом. Он думал, что подобными делами занимаются так называемые медиумы либо мошенники, утверждающие, будто вступают в контакт с потусторонним миром, и не подозревал, что даже сам Фрейд пользовался этим удивительным методом исследования психики.

Но для него, молодого парня, студента, изучающего психологию, самым поразительным было то, что синьор Б., выяснив все, что хотел, не спросил девочку, зачем она это сделала и понимает ли, что совершила ужасный поступок. Вместо этого гипнотизер с неиссякаемой человечностью и полной любви заботой закрыл портал, через который на время проник в ее ум, проговорив:

– Теперь ничего не бойся.

Потом, в машине, возвращаясь вместе с отцом домой, Пьетро долго раздумывал над этой фразой. Не похоже на совет – скорее команда, отданная психике девочки, которая совершила поступок, выходивший за границы ее понимания.

– Почему ты сказал ей именно эти слова? – осмелился он спросить.

Казалось, синьор Б. ждал этого вопроса.

– Повзрослев, она поймет всю тяжесть преступления, которое совершила, и ей придется жить с этим всю оставшуюся жизнь. Я немного помог ей справиться с неизбежным.

Ответ затверженный, причем отчасти уклончивый: у Пьетро сложилось четкое впечатление, что отец мог бы сделать для девочки гораздо больше и, если бы судья Бальди и прочие не наблюдали за ним, он не преминул бы так и поступить. Создавалось ощущение, что отец обладает властью изъять произошедшее из памяти девочки, избавить ее от будущего чувства вины, обнулить ее судьбу. И вероятно, синьор Б. считал также, что это было бы справедливо. Его умения как гипнотизера далеко превосходили те, которые он использовал той ночью. И, попросив сына сопровождать его, он хотел продемонстрировать их на практике, дав одновременно понять, что, если Пьетро захочет, отец предоставит в его распоряжение все знания, какими владеет.

Через много лет, поднявшись в мансарду старинного дворца в историческом центре Флоренции и проходя мимо запертой двери в кабинет синьора Б., Джербер вспомнил ту ночную поездку. Он и вообразить не мог, какие возможности открывает дар, который сулил ему тогда отец. А главное, не думал, что найдется кто-то еще – допустим, сказочник – с таким блеском применяющий те же способности.

То, что случилось с лесничим, этот невероятный опыт автоматического письма выходил за рамки компетенции Джербера, даже за пределы его воображения. Истина, хотя и трудно было в этом признаться, заключалась в следующем: только синьор Б. смог бы понять смысл происходящего и, уж наверное, знал бы, как реагировать на события, сбившие его сына с толку.

И вот другой гипнотизер бросил ему вызов, вступил в состязание, и Пьетро Джербер явно терял очки.

Только сейчас психолог осознал, что выбился из сил. Кроме того, блуждать по лесу в старом плаще было непростительным легкомыслием. В самом деле, Пьетро до сих пор чувствовал, что промок до костей. Нужно было заехать домой, переодеться, может, принять горячий душ, но он и так уже опаздывал. Зашел в туалет, подержал руки под теплой водой. Поглядев в зеркало, заметил, что посреди лба виднеется след от угля, оставленный рукой лесничего, пока тот был в трансе.

Левое плечо. Лоб. Правое плечо.

Последовательность движений он записал в блокнот.

Умывшись, заварил чай и выпил пару таблеток аспирина, но его продолжало знобить: температура поднималась. Нельзя позволить себе заболеть: он должен быть в хорошей форме, владеть всеми своими способностями. На сотовом мелькнуло имя Сильвии, пропущенный звонок. Он не был доволен тем, как закончилась их последняя беседа, но в конечном счете они поссорились исключительно из-за Бальди. Судья, хоть и действовала из лучших побуждений, не должна была просить бывшую жену вмешаться, заставить его изменить позицию относительно экспертного заключения.

Уж не впутался ли ты в очередной случай Холл, а?

Джербер хотел было позвонить Сильвии, чтобы прояснить ситуацию, но передумал. Сунул мобильник обратно в карман, вернулся к себе в кабинет с чашкой горячего чая и разжег камин.

То, как безухий вытащил из печки пылающий уголек, не издав ни звука, произвело сильное впечатление. Будто бы разум и тело вдруг разъединились, и последнее превратилось в простой придаток. Нечто, чем можно пожертвовать.

…Наш разум куда сильнее, чем наше сознание…

Лесничий тоже никак не мог постичь, что же с ним произошло. Но с другой стороны, никто никогда не думает, что так легко оказаться во власти гипноза, сказал себе Джербер, кладя на столик перед креслом листок с копией рисунка, нанесенного на стену маленькой лесной сторожки.

Дом без двери. Окно. Орк и мальчик.

Люди убеждены, что полностью владеют собой и своими действиями. Многие полагают, что гипноз – не более чем шарлатанство. Обычно именно таким людям легче всего залезть в голову. Хороший гипнотизер позволяет пациенту пребывать в иллюзии, будто он способен управлять тем, что происходит вокруг. Но тем временем завладевает тем, что происходит внутри.

Это правило с детьми не срабатывает.

Срывая листочки с записями, которые он расклеил по кабинету после предыдущего сеанса с Николином, и ожидая, когда охранники из института снова приведут его, Джербер вспомнил некоторые советы синьора Б.

Отец всегда повторял, что, вопреки общему мнению, ум ребенка или подростка не так-то легко постичь. В действительности он предстает глазам терапевта чем-то вроде запутанного лабиринта. Легко проникнуть туда, но трудно выбраться обратно. И хуже всего то, что там можно заблудиться. Если гипнотизер не находил дороги назад и оставался в голове у маленького пациента, тому не было спасения: он рос бы с чужим присутствием в подсознании, что значительно затруднило бы развитие его психики.

И это означало бы самый крупный провал для любого из коллег Пьетро Джербера.

Он привык очищать ум от накипи, оставшейся после полученных травм, заживлять невидимые раны, нанесенные психологическим насилием: как царапины от ржавого гвоздя, они со временем могли воспалиться. Но никогда ему не доводилось освобождать кого-то от чужого присутствия, от паразита.

Тем не менее, используя Нико, сказочник хотел заставить его испытать то, что сам пережил в детстве, когда оказался в плену у орка, который вдобавок велел называть себя дядей. И Джерберу любопытно было услышать историю до конца.

Я бы на твоем месте не спускался в подвал.

Красная лампочка на потолке трижды загорелась и погасла. Его юный гость прибыл. Чуть погодя психолог