объективных проблем и, следовательно, оправданий своей беспомощности. Как отмечалось в докладе Шлиссельбургской УКД, ее успешной деятельности серьезно мешала неприспособленность помещения комиссии, в котором к тому же не было ни пишущей машинки, ни бумаги. В Ямбургском уезде «…работу тормозит только отсутствие обмундирования и обуви у четырех сотрудников и машинки в канцелярии»[423]. За недостатком бумаги Псковская ГКД использовала для выписки удостоверений, например, бланки избирательных бюллетеней для выборов в Учредительное собрание по Псковскому избирательному округу. Для переписки шла оборотная сторона следственных документов, постановлений комиссий, анкет дезертиров. Особенности ситуации с дезертирством и развитием зеленого движения в Лужском уезде отражены в жалобах в Петроград, где на первом месте стоит отсутствие патронов у председателей ВКД[424]. Отметим, что чуть ранее в уезде резко отрицательно было воспринято изъятие у коммунистов не только револьверов, но и карабинов, что превращало любую командировку в прифронтовую полосу, «кишащую дезертирами», в смертный приговор[425].

Ввиду бездеятельности Шлиссельбургской УКД по решению съезда председателей УКД Петроградской губернии от 5 марта 1920 г. туда был направлен член ГКД И. О. Хмара, занявшийся реорганизацией комиссии и правильной постановкой ее деятельности. Съезд отметил также, что работа Петергофской УКД за последний месяц «явно не оправдывает затраты сил и средств на ее содержание»[426].

Петроградская ОКД в ходе многочисленных проверок весны 1920 г. выявила следующие типичные нарушения в деятельности подчиненных комдезертир: неаккуратная подача сведений о работе, невнимательный разбор дел, неразбериха с распределением дезертиров, в результате чего «при отправлении злостные дезертиры каким-то образом попадают на Фонтанку-90», дезертиры и конвоиры направлялись без списков, отправленные в штрафные части не имели сведений о том, на какой срок осуждены[427]. Нередко, например, в Псков из уездов десятками доставляли дезертиров без каких-либо сопроводительных материалов при одних только списках. Согласимся, что фамилия, имя и год рождения – недостаточный материал для вынесения суждения о виновности, решения судьбы человека. За несоблюдение правил отправки злостных дезертиров в апреле 1920 г. строгий выговор получил председатель Островской УКД Цыганов: из 45 отправленных четверо были тяжело больны, один из них умер в дороге. Кроме того, списки были составлены лишь в одном экземпляре и «совершенно не по форме»[428].

Своеобразно в процессе реформирования комдезертир складывались их взаимоотношения с военкоматами. Дискуссия по вопросу о подчинении комдезертир всех уровней соответствующим военным комиссариатам в мае 1920 г. проходила весьма остро. В этой связи характерно появление приказа ОКД № 31, в котором не допускалось и мысли, что военком и заместитель председателя комдезертир, «стоящие на одних основах политического мировоззрения, не могли сговориться при решении практически-хозяйственных вопросов»[429]. В дополнение к основным документам, регулирующим вливание комдезертир в военкоматы, 19 августа 1920 г. была разослана телеграмма начальника ВГШ: «Окр<ужные> Губ<ернские> и Уездкомдезертир состоят при соответствующих военных комиссариатах и подчиняются военкомам как таковые… [во] избежании двойной подчиненности комдезертиров ценкомдезертир и всероглавштаб[у] разъясняется, что комдезертиры составляют одну из частей военкоматов»[430]. На наш взгляд, данное «разъяснение» ничуть не упрощало систему, и комдезертир продолжали испытывать двойное давление, имели два источника инструкций и распоряжений, что ясно просматривается по отложившимся в центральных и региональных архивах документам.

2 августа 1920 г. прошло совещание ЦКД, имевшее целью «определить новую физиономию комдезертир». По словам собравшихся, несмотря на довольно солидный отрезок времени с момента слияния комдезертир с военкоматами их взаимоотношения до сих пор еще были «недостаточно определены». С основным докладом на совещании выступил заместитель председателя ЦКД М. Лурье. Он ставил вопрос о фактической ликвидации местных комдезертир, «принимая во внимание безусловную ненормальность существования отделов по борьбе с дезертирством, подчиненных военкому через комдезертир и с неопределенными функциями, отчасти параллельными другим отделам»[431]. М. Лурье предложил максимально распределить их обязанности по структурным элементам военкоматов, оставив за собственно «комиссиями», как за коллегиальными органами, лишь обязанность выносить постановления о наказаниях дезертиров, их укрывателей и пособников. Отделы же М. Лурье предлагал распустить, поскольку те «не несут особо специфических функций, а кроме того, как родившиеся из самостоятельных комдезертир, будут фрондировать с военкомом и другими отделами»[432]. В целом приведенный доклад был поддержан, что и отразилось в итоговом постановлении, хотя тогда этот сценарий реализован не был.

По этому вопросу 20 сентября 1920 г. заместителем председателя Псковской ГКД И. С. Шпыневым был составлен любопытный доклад, в котором содержалась его реакция на планы ЦКД в отношении местных комдезертир. В нем ведется полемика с некой «статьей» М. Лурье, которая, видимо, повторяла в общих чертах упомянутое выступление на совещании 2 августа 1920 г. Она «вызвала недоумение не только заинтересованных Органов Псковской губернии, но и вообще всех без исключения работников по борьбе с дезертирством своей неправильной точкой зрения, вытекающей очевидно, как это ни странно – ибо речь идет об одном из самых видных деятелей в этой области – из полного незнакомства положения дела… на местах». И. С. Шпынев вовсе не спорил, что гораздо удобнее и правильнее иметь единый орган, который занимался бы вопросами мобилизации и борьбы с дезертирством. Но, по его словам, это уместно лишь в стабильных мирных условиях, когда бегство из части или уклонение от призыва в армию являются исключением из правил, а не на восьмом году беспрерывной и беспрецедентной по своим масштабам войны. Чем ломать сложившуюся систему, лучше усилить и материально помочь комдезертир. Автор доклада привел в качестве примера факт полного поражения системы военных комиссариатов в деле борьбы с дезертирством до образования комдезертир. Проблема состояла в непонимании многими реального значения комдезертир и роли военкоматов, мобилизационные отделы которых получали вчерашних дезертиров «готовенькими». На военкоматах же лежала «лишь одна десятая часть работы… содержание, окарауливание и отправка». На долю комиссий выпадала вся оперативная работа, прием, опрос, сортировка, отправка дезертиров. «Отрицание т<оварищ>ем Лурье облав – невольно рождает вопрос: неужели он думает заменить их бумажками о розыске препровождаемых последовательно из Губвоенкомата в Уездвоенкомат, Увоенкома в Волвоенком… обратно по тем же инстанциям со стереотипной надписью: дома такой-то не проживает». Итак, по мнению И. С. Шпынева, именно благодаря комиссиям дезертирство не разрослось «до гибельных для Республики размеров» и почти по всей стране «вывелось из употребления слово зеленые»[433]. Кроме понятной ведомственной ревности, приведенная точка зрения метко и образно отразила суть и накал развернувшейся дискуссии, разницу между кабинетными теориями и практикой. Отказаться от комдезертир станет возможным только по окончании Гражданской войны, но даже «переходный период» середины 1921 – 1922 г. будет весьма неоднозначен.

Еще одной проблемой для комдезертир Псковской и Петроградской губерний в силу их географического положения были трения с ПКД, что было