Он позволил некоторые экономические свободы (центром жизни большинства северокорейцев стали рынки, острова капитализма), чтобы люди почувствовали некоторое улучшение.

И это дало Ким Чен Ыну возможность направить государственные средства на разработку ракетного и ядерного вооружения, достичь здесь грандиозных успехов и продемонстрировать реальную угрозу смертельному врагу режима, Соединенным Штатам Америки.

Даже смешная внешность вождя получила особое значение. Другие диктаторы старались скрыть признаки старения, чтобы вдруг кто-нибудь не счел их смертными – вспомним, как закрашивали седину Саддам Хусейн и Муаммар Каддафи, – а Ким Чен Ын поступил наоборот. Молодой автократ превращал себя в реинкарнацию своего деда. Прическу взял прямиком из советской моды 1940-х гг., ходил прихрамывая. Изменил голос, стал говорить низко и хрипло, как дед, чьи связки скрипели от двух ежедневных пачек сигарет. А самое явное: с каждым появлением на публике он становился все шире и шире.

Летом он носил белые полувоенного кроя рубашки с коротким рукавом, в каких щеголял его дед. Зимой надевал огромные меховые шапки, как и Ким Ир Сен. И даже очки ему делали старомодные квадратные. Словом, воссоздавался классический образ Ким Ир Сена, чтобы напомнить стране о былых золотых днях.

Мимикрия сработала.

Впервые увидев Ким Чен Ына с его солидным брюшком, упакованным во френч и необычной прической с выбритыми висками и затылком, старшеклассник из Хесана тут же вспомнил уроки истории и семейные рассказы о добрых временах, которые страна пережила при Ким Ир Сене. «Я подумал о временах Ким Ир Сена, об эпохе, когда в Северной Корее жилось лучше, и, думаю, многие мои сограждане подумали о том же», – рассказывал мне Хён.

«Как на юге с теплотой вспоминают Пак Чжон Хи, так на севере ностальгируют по Ким Ир Сену, потому что при нем Северная Корея жила лучше Южной», – объяснил Хён.

Но Ким Чен Ын не остановился на внешнем сходстве. Ким Ир Сен обладал сильным характером, который помог ему выстроить систему единоличной власти, вращавшуюся вокруг его персоны. Ким Чен Ир был совсем другим. Он слыл нелюдимым затворником и вполне очевидно не любил общения с ближними. Ким Чен Ын же казался настоящим внуком своего деда, человеком, который не прочь выйти в народ, насколько это возможно в Северной Корее, пообщаться с подданными. Ему не нужны были их голоса (вождя в КНДР выбирает Верховное народное собрание и всегда единогласно, причем кворум всегда полный), но нужен был энтузиазм, и для поддержания мифа требовались фотоснимки, на которых народ восхищается вождем и сам вождь тоже чем-то восхищается.

Ким Чен Ын добивался, чтобы в газетах и на телеэкранах он выглядел человеком из народа. Куда бы ни приходил – в школы, больницы, детские дома, он все трогал руками, широко улыбался и всех обнимал, от детишек до стариков. В колхозе, давая указания, он гладил по голове козленка.

На страницах газет и на телеэкранах замелькали люди из разных концов страны, которых будто бы без подготовки спрашивали, что они думают о новом лидере. И будь то на хлебозаводе или на фармацевтическом комбинате, опрошенные непременно клялись в преданности новому вождю, которого описывали как «вечную и незыблемую моральную опору корейского народа».

Одна женщина не могла удержать восторга. «Я убеждена, что он хозяин наших судеб, – сказала она в программе государственного телевидения. – Пока он с нами, нам ничего не страшно».

Государственные издания превозносили первые шаги нового Кима, и многие люди поначалу воодушевились. В ознаменование смены вождя семьям по всей стране вручили невероятно роскошные продуктовые наборы, например рыбу и мясо, великие редкости. Это были подарки людям от Великого Преемника. Оптимизм рос.

Мина всего на пару лет моложе нового вождя, и в 2012 г. ее жизнь была относительно неплоха. По стандартам северокорейской провинции она была прилично обеспечена. Девушка жила в Хверёне, оживленном торговом городе на китайской границе, а муж ее работал водителем грузовика – отличная работа, которая позволяла делать прибыльный бизнес на контрабанде. Жили они в своем доме с небольшим двором, родили девочку. Когда дочка пошла в детский сад, у родителей нашлось достаточно денег подмазать педагогов, чтобы хорошо с ней обращались. Мина с мужем были частью складывающегося в КНДР среднего класса.

И все же она надеялась, что приход Ким Чен Ына, миллениала, как и она сама, станет для Северной Кореи началом новой эры – потеплением в отношениях с Китаем, который терпел КНДР, но не дружил с ней, и в отношениях с остальным миром. Эры экономического процветания, когда Северной Корее станут доступны хотя бы некоторые блага и свободы, показанные в южнокорейских фильмах, которые Мина с мужем тайно смотрели по ночам.

Но ничего не улучшилось. В каких-то вопросах жизнь стала хуже. Границу укрепили, и возить контрабанду из-за реки стало труднее. Как следствие, взлетели цены: например, цена на стиральный порошок сначала удвоилась, а потом утроилась.

Люди почувствовали разочарование. Муж и близкие друзья Мина принялись шутить над новым полубогом. «Если Ким Чен Ын может быть вождем, то и я могу», – смеялись они. В полицейском государстве КНДР подобные разговоры – криминал, и, если бы кто-нибудь донес, наказание для друзей было бы суровым – верный лагерь для политических преступников.

«Все знали, что и Ким Чен Ир, и Ким Чен Ын врут. Мы знали, что в новостях ни слова правды, но говорить об этом было невозможно, поскольку за каждым пристально следят, – рассказывала мне Мина через несколько лет после того, как они с мужем и двумя дочерьми бежали в Южную Корею. – Если кто-нибудь спьяну называл Ким Чен Ына сукиным сыном, этого человека больше никто не видел».

Ким Чен Ыну удалось занять отцовский пост, но он еще не показал, что понимает, как управлять престарелой клептократией, доставшейся ему в наследство.