Это только на первый взгляд китайский консерватизм сражается с радикализмом. Результат в значительной степени будет зависеть от политических тенденций в Японии и Европе, и споры в Китае проблемы не решат. Если руководители консерваторов не докажут, что могут вывести Китай из кризиса, то Китай, возможно, повернет к коммунизму. Однако, учитывая истинный темперамент китайской нации и то, что широкие массы или читают только по-китайски, или вообще ничего не читают, консерватизм будет существовать всегда.

Более важно, однако, что китайцы не хотят перемен. Несмотря на все внешние изменения в обычаях, женской одежде, способах передвижения, китайцы остаются китайцами и они по-прежнему насмешливо относятся к молодому человеку в европейской одежде, с горячей головой, свободно говорящему по-английски. Молодой человек выглядит всегда таким наивным, простодушным, он как бы стыдится своей прогрессивности. Удивительно, но как только китаец вступает в зрелый возраст, он примыкает к консерваторам. Студент, обучавшийся за границей, по приезде домой надевает халат китайского покроя и возвращается к прежнему, китайскому образу жизни. Он снова становится сдержанным, снова удовлетворен буквально всем, он снова любит праздность и покой. Этот покой его душа обретает в китайском халате. Странное, непонятное очарование, пленяющее в Китае любого иностранца, притягивающее сюда многих европейских чудаков, желающих оставаться в нашей стране до конца своих дней, осознается китайцем только с приходом зрелости.

Большинство китайцев упорно держатся за старое. И конечно же, не по убеждению, а по национальному инстинкту. Я считаю, что народные традиции настолько сильны, что основные принципы нашего образа жизни сохранятся навсегда. Даже в случае разрушительных перемен, подобных установлению коммунистического режима, такие традиционные качества китайского характера, как индивидуализм, терпимость, умеренность и здравый смысл, скорее и вернее победят коммунизм, изменят его до неузнаваемости, чем коммунизму с его социалистическим, обезличенным и бескомпромиссным мировоззрением удастся сломить эти древние традиции. Это неизбежно.

Глава 3

МЕНТАЛИТЕТ КИТАЙЦЕВ

Интеллект

Прочитав предыдущую главу «Характер китайцев», можно сделать такой общий вывод: мудрость китайцев символизирует превосходство человеческого разума над окружающим миром. Абсолютное преимущество этой мудрости проявляется во многом. Она выражается не только в том, что приходится прибегать к лукавству для переделки полного боли и страданий мира в место, пригодное для жизни, но также в определенном негативном отношении к элементарным храбрости и силе как таковым. Конфуций в беседе с учеником Цзы Лу порицал людей, которые отличаются только храбростью вроде [боксера] Джека Демпси. Я уверен, что он предпочел бы [другого боксера] Джина Танни, среди близких друзей которого были и люди образованные. Мэн-цзы тоже четко разделял умственный труд и физический, разумеется отдавая предпочтение первому. Китайцы никогда не знали такого бессмысленного слова, как «равенство». Уважение к людям умственного труда, или уважение к образованной прослойке общества, — характерная черта китайской цивилизации.

Уважение к знаниям следует понимать в несколько ином смысле, чем это принято в Европе. Китайские ученые тоже весьма преданы своим знаниям. Однако преданность западных профессоров изучаемому делу впечатляет сильнее, хотя порой и приобретает черты болезненного любования своим предметом и даже черты ревности к коллегам. Уважение китайцев к образованному человеку имеет другой источник. Уважают именно такую образованность, которая позволяет людям расширить и углубить понимание мира, питает их житейскую мудрость, позволяет трезво смотреть на вещи в критические моменты жизни. Такое уважение образованность, по крайней мере теоретически, может заслужить, если она приносит реальную пользу. Во время местных неурядиц или хаоса в масштабах государства люди обращаются к ученому, чтобы принять здравое решение, которое благодаря его дальновидности позволит предусмотреть возможные последствия тех или иных действий. Люди относятся к такому ученому как к лидеру, а истинный лидер руководит помыслами и душами людей. В условиях неграмотности подавляющего большинства такое лидерство легко завоевать и удерживать, для этого достаточно иногда наговорить кучу необычных, замысловатых фраз, из которых простые люди поймут едва половину, — и эффект будет достигнут. Или можно начать ссылаться на исторические факты и события — ведь неграмотные люди мало что знают в этой области, поскольку их знакомство с историей ограничивается театральными постановками на исторические темы. Ссылаясь на исторические примеры, обычно можно решить любой вопрос. Китайцы привыкли к прямым аналогиям, разъясняющим ту или иную ситуацию простым людям.

Я уже говорил, что китайцы страдают от избытка древней мудрости, которая проявляется в лукавстве, бесстрастии, миролюбии, что часто граничит с трусостью. Однако все умные люди трусливы, потому умный человек хочет сберечь свою шкуру. Не может быть ничего глупее — если, конечно, трезво смотреть на вещи, — чем человек, который, охмелев от газетной пропагандистской трескотни, с пьяной храбростью высовывает голову из укрытия, рискуя получить пулю в лоб. Если же, читая прессу, он будет шевелить мозгами, то в первые ряды он уж точно не полезет и не поддастся пропагандистскому угару. Более того, исходя из логики вещей и просто рассуждая по-человечески, его должна охватить паника. Последняя война научила нас тому, что многие благородные души, блистающие в колледжах и университетах, испытывают душевные муки, о которых более толстокожие и не очень умные люди понятия не имеют. Не новобранцы, а прослужившие в армии четыре года «старики» начинают понимать, что дезертирство часто является добродетелью в отношении самого себя, что это единственно разумный путь для умного и честного человека.

Однако интеллект нации проявляется не только в трусости китайцев. Китайские студенты, обучающиеся в европейских и американских университетах, в академическом плане стоят выше других. Я думаю, это вовсе не результат отбора по конкурсу студентов, выезжающих учиться за рубеж. У себя в стране они уже давно привыкли к научным диспутам. Японцы не без сарказма называют китайцев «литературной нацией», и это вполне оправданно. Подтверждением служит, например, невероятное количество издаваемых в стране журналов. Достаточно четырем-пяти друзьям случайно встретиться в одном городе, как чуть ли не сразу учреждается новый журнал. Неисчислимы писатели, отдающие статьи редакторам. Прежняя система государственных экзаменов представляла собой тест на интеллект — я об этом уже писал. Эта система заставляла китайских ученых овладевать изящной и отточенной лексикой, различать тончайшие нюансы смысла, совершенствуя свой стиль мышления. Познания в области поэзии помогли им достичь признанных высот в сфере литературного стиля, проявлять изысканный вкус и незаурядное мастерство. Китайская живопись поднялась до таких высот, которых не знала живопись европейская. В каллиграфии китайцы шли собственным путем; и по-моему, достигли максимального разнообразия и совершенства в ритмике