и России. Для склада товаров выстроены щегольские караван-сараи, в которых, как например, в русском, может вмещаться по 2 тыс. и более верблюдов. Русские товары с давних пор нашли здесь выгодный сбыт. Зайдите в «Даван-беги» — так называется один из лучших городских прудов, обсаженный деревьями, в тени которых расположены чайные лавчонки: тут вечно кипят русские самовары, на полочках расставлены наши чайники, чашки; висят на гвоздиках те же расписные подносы. Если завернете в дом к бухарцу — встретите, кроме посуды, яркие сундуки, окованные железом, со звонкими замками, небольшие головки сахара, приготовляемые собственно для подарков; на дверях увидите наши замки, петли и т. п. Сам бухарец одет в халат из русского ситца, обут в сапоги из русской кожи; пашет он землю русским железом; бухарский солдат вооружен тульским ружьем и пистолетом. Сама Бухара фабрикует прекрасные бумажные полосатые материи (аладжи), кожаный товар с тиснеными узорами и шелковые платки, ткань которых «похожа на паутину». Кроме торговли Бухара гордится своими школами, своей ученостью. Сюда являются ученики не только из Персии, Индии, Афганистана, но даже из поволжских губерний. Изучив священные книги пророка и его последователей, ученики повязывают себе головы тюрбанами и, возвратившись восвояси, становятся муллами, учеными. Бухара считается самым правоверным городом во всем мусульманском мире; нигде, говорят, так не крепки обряды, нигде муллы и монахи (ишаны) не пользуются таким почетом и властью. Бухара — учитель. Еще до восхода солнца улицы покрываются неумытыми, сонными людьми, бегущими в мечети, чем, собственно, и начинается день в столице эмира. Эта беготня поднимает на ноги всех собак, исхудалых и вечно голодных. Вместе с собаками просыпаются прокаженные, которым живется не лучше собак; несчастные прозябают где-нибудь в закоулках или жалких палатках; никто о них не заботится, и чтобы не умереть с голода, они должны просить милостыни. По мере того как солнце поднимается, улицы Бухары все более и более оживляются. Народ толпами возвращается из мечетей; со всех ворот проникают в узкие кривые улицы кучки ослов, навьюченных дровами, хлебом, травой, большими горшками с творогом или молоком. Громкие понуканья погонщиков, крики продавцов и покупателей сливаются со страшным ревом ослов. В этой толчее так и кажется, что все полетит на землю: дрова обольются молоком, трава перемешается с творогом, хлеб с углями — нет, все обходится благополучно, хотя иногда доходит до драки. После молитвы бухарец непременно должен выпить чашку чаю. Они пьют кирпичный чай, с молоком или же бараньим жиром, причем накрошат в чашку столько хлеба, что получается месиво. Бухарец и днем не может равнодушно пройти мимо чайной, чтобы не присесть хоть на часок. Нужно сказать, что у каждого бухарца висит на поясе кошбаг, кусок кожи, разрезанный на полоски, к которым привязывается пара ножей, зубная щеточка, сумочка для денег, мешочек с чаем, разная мелочь. По цене этих вещичек судят о достатках и образованности их хозяина.

Так вот, входя в чайную, бухарец передает щепотку своего чая, так что платит только за теплую воду. Днем чай пьется жидкий, без сахару, с двумя-тремя лепешками. Дуть на чай считается неприличным, даже грехом, почему надо плескать горячий чай в чашке, пока он не простынет, и делать это надо умеючи, иначе назовут невеждой. После чая всем посетителям подаются в виде лакомства вываренные листочки: каждый берет столько, сколько может захватить двумя пальцами.

Вот засновали по улицам носильщики с товарами. Это значит, открывается базар. Товары ежедневно по вечерам убираются, а поутру снова выносятся. Медленно и важно проходят вереницы навьюченных верблюдов. Смотря по лаучам, можно узнать, откуда и какой товар прибыл: из Индии и Афганистана приходит чай, красильные вещества, москательный товар, глиняная посуда, книги, дорогая ткань «кабули»; из Персии — книги, оружие; из Мерва также оружие; из Герата — нежные фрукты, шерсть… Прежде чем товар успеют распаковать, уже начинается торг: афганцы, персияне, таджики — купят ли не купят, — но накричатся вдосталь, чуть не до драки. Пока базар в полном разгаре, ученики высших школ сидят в медресе, а мальчишки за букварями. Эти маленькие школки помещаются посередине базара, окруженные десятком кузниц, где с утра до ночи медники колотят здоровенными молотами. Учитель и детишки, надрываясь от крика, сидят красные как раки; только по раскрытым их ртам да по набрякшим жилам можно догадаться, что они учатся.

Около полудня как базар, так и улицы немного стихают: это час омовения и молитвы, после того город оживает уже не надолго: бухарцы шабашуют рано; только евреи и индусы работают до темноты. Евреи занимаются преимущественно окраской шелка. За 2 или за 3 часа до захождения солнца зажиточные бухарцы отправляются в монастыри (ханки) послушать проповедь; многие из них умиляются душеспасительной беседой, вздыхают, пыхтят, — того требует приличие, — но нисколько не становятся лучше: все лицемерят, и это никому не ставится в вину.

Не успеют последние лучи солнца скрыться на западе песчаной пустыни, как столица начинает отдыхать. Усядутся облака удушливой пыли, легче дышать; улицы, где близко водоемы или канавы, поливают водой, отчего становится прохладнее. После вечернего намаза бухарцы садятся за пилав и, насытившись вдоволь, немедленно ложатся спать. Через два часа после захождения солнца на улицах остаются только «миршебы» (полицейские), на обязанности которых ловить воров, вообще хватать всякого, кто осмелится переступить через порог после того, как барабан пробил зорю. Таков приказ самого эмира.

Из удовольствий самое большое для бухарцев — поездки за город, на могилы святых, или поездки в Чихарбаг-Абдулахан, где под тенью высоких деревьев, на берегу канала собираются по пятницам с неизбежным в таких случаях чайным котелком ученики многочисленных медресе. Это место славится еще тем, что здесь можно видеть бой баранов, до которого бухарцы большие охотники. Когда баранов выпускают на площадку, бухарцы бьются об заклад, какой именно баран больше выдержит ударов. Бывают случаи, что баран убегает с арены — его провожают хохотом; если один из бойцов падает с раскроенным черепом — тоже довольны, никому не жаль бедное животное.

Мусульманская вера, некогда горячая в Бухаре, обратилась теперь в ханжество, лицемерие; под личиной набожности скрываются притворство и обман. Все предписания мулл исполняются в точности; бухарцы всегда носят на себе завернутый в чалму погребальный саван, но чалма все- таки повязывается так, как того требует мода; они аккуратно читают молитвы, преклоняют колени, ходят на богомолье, но в то же время продают вероломно друзей, искусились в доносах, страшно скупы и себялюбивы; кроме того, преданы многим порокам. Народ там обременен налогами, забит; приученный веками выносить тяжелое иго властей, он мало