Шрифт:
Закладка:
Напротив, совершенно иной пример подхода к проблеме нам дает очень содержательная статья Георгия Каткова, сотрудника «Русского и Восточно-европейского центра в Оксфордском колледже Святого Антония» (Russian and European Centre in St.Antony’s College), вышедшая в сборнике этого центра Soviet affairs267 в том же 1959 г., но по другую сторону Атлантики – в Лондоне. Не имея возможности работать с советскими архивами, автор признается, что пролить новый свет на Кронштадтские события 1921 г. можно будет «тогда и только тогда, когда советские архивы будут открыты для честного исторического расследования». С этой трезвой и совершенно корректной постановкой исследовательской проблемы западного автора нельзя не согласиться.
Что особенно важно для обсуждаемой нами темы, Г. Катков впервые в западной историографии сделал попытку дать историографический обзор проблемы Кронштадтских событий 1921 г. К недостаткам работы следует отнести то, что материал статьи не имеет соответствующего оформления ссылками. Это, конечно, снижает ее научную ценность. Г. Катков только отмечает, что есть две основные точки зрения на кронштадтское выступление. Первая: это контрреволюционный мятеж, а вторая: революция как раз и кончилась с подавлением этого выступления, «…это провал эксперимента, инициированного Лениным»268. По мысли Каткова, «даже если бы коммунистическое руководство и не верило в белогвардейскую историю, то оно должно было опасаться, что она станет реальностью»269
По мнению Г. Каткова, базовая дискуссия разворачивается вокруг вопроса, может ли пролетариат самостоятельно, без партийного руководства, сохранить власть270. Верно поняв принципиальный вопрос дискуссии между анархистами и коммунистами о самостоятельной роли пролетариата в революции, автор, однако, не учитывает других аспектов полемики о Кронштадте. Дискуссия о Кронштадтских событиях также идет вокруг вопросов многопартийности, свободы слова, особенностей социально-экономической политики большевиков.
В качестве причины конфликта Г. Катков указывает, что «моряки восстали против главного желания коммунистической партии сохранить лидерство в пролетарском государстве без привлечения к руководству других социалистических партий»271. Такой постановкой вопроса Г. Катков, вслед за другими авторами, пытается из уникального частного случая сделать общий вывод для всей России. Определяя уже во введении Кронштадтские события как «конфликт между большевиками и революционными массами»272, Г. Катков пытается добиться не научной, а публицистической цели дискредитации коммунистической партии как организации, предавшей революцию.
В 1950-е гг. вышло также несколько работ немецких авторов. Оскар Анвейлер в труде «Советское движение в России, 1905–1921», опубликованном в Лейдене в 1958 г., уделяет значительное внимание и кронштадтскому движению 1921 г. Он отмечает, что подавление движения матросов в 1921 г. стало концом по-настоящему демократических Советов273
Близок к О. Анвейлеру в оценке Кронштадтских событий и другой немецкий историк Г. Ранк274. Оба автора в своих построениях допускают, как мне кажется, одинаковую логическую ошибку. Советы, как и любое другое политическое учреждение, является не причиной, а следствием социально-экономического развития, а следовательно, и выступление может быть не за Советы как таковые или против них, а за какие-то социально-экономические интересы. Да простят мне читатели такой марксистский подход. Немецкие авторы же, взяв на вооружение тезис авторов-анархистов о бескорыстности кронштадтцев, превратили их в идейных борцов за демократию, а главное – совершенно проигнорировали их локальные интересы.
В 1961 г. в Лондоне вышла работа Дэвида Футмана «Гражданская война в России»275. Этот автор не относит события в Кронштадте к Гражданской войне, но она вскользь упоминается в заключении. Д. Футман отмечает, что матросы выступили под лозунгами, идентичными с лозунгами Нестора Махно. Не замечая принципиальной разницы между этими движениями, автор все-таки делает вывод об общероссийском антибольшевистском движении в 1921 г., «жестоко подавленном ЧК». А дальнейшее пребывание большевиков у власти автор связывает и с временным компромиссом в рамках НЭПа.
Особого внимания заслуживает работа Пола Эврича «Кронштадт 1921»276 (у нас она была переиздана в 2007 г. под названием «Восстание в Кронштадте»). Этот западный исследователь пользовался не только открытыми источниками, но и работал в американских архивах с эмигрантскими фондами, что позволило ему ввести в научный оборот такой важный документ, как «Докладная записка руководству Национального центра в Париже об организации вооруженного восстания в Кронштадте и обеспечении его поддержки со стороны правительства Франции»277. Публикация этого документа, обнаруженного П. Эвричем в Русском архиве при Колумбийском университете в США, позволила в 1970-е гг. с новой силой разгореться дискуссии об эмигрантском влиянии на события в Кронштадте в 1921 г.
Будучи представителем ревизионистского течения в зарубежной историографии, автор постарался реабилитировать участников восстания в глазах левых. Пол Эврич предпринял усилия, чтобы доказать отсутствие связи кронштадтцев с эмигрантами и западными правительствами. На основании фактов (неорганизованные действия участников движения, запоздалая импровизация эмигрантских кругов на тему помощи матросам, заключение торгового договора с Великобританией еще до подавления выступления, наивность программы кронштадтцев) П. Эврич опровергает версию о влиянии эмигрантских кругов и спецслужб иностранных государств на развитие событий в Кронштадте.
Как я уже отмечал, ставшие в 1960–1980-е гг. доступными документы различных эмигрантских групп позволили некоторым авторам снова поставить вопрос о внешних факторах в развернувшихся событиях.
Больше всего дискуссий вызывала «Докладная записка руководству Национального центра в Париже об организации вооруженного восстания в Кронштадте и обеспечении его поддержкой со стороны правительства Франции»278. Позднее этот документ был полностью опубликован в сборнике «Кронштадтская трагедия 1921 года». Документ датируется январем – началом февраля279. Авторы сборника «Кронштадтская трагедия 1921 года» связывают такую датировку с несколькими публикациями в иностранных газетах: в уже упоминавшейся публикации в газете «Ле Матэн» от 13 февраля 1921 г. «Москва принимает меры против кронштадтских мятежников», «Л’эхо де Пари» от 14 февраля, «Нью-Йорк Таймс» от 15 февраля. По мнению П. Эврича, источником этих сообщений были публикации в эсеровской газете «Воля России» в Праге от 12 февраля и «Общее дело» от 10 февраля. П. Эврич считает, что такая информация появилась из Гельсингфорса. Далее выяснить источник этих слухов П. Эврич не смог280. Но именно такие выводы Пола Эврича дали возможность советскому исследователю С. Н. Семанову посчитать, что «не было дыма без огня»281
Основная идея этой «докладной записки» заключается в том, что среди матросов есть «недовольство существующим порядком». А также что «матросы единодушно присоединятся к рядам повстанцев, стоит только маленькой группе лиц быстрым и решительным броском захватить власть в Кронштадте. Среди матросов такая
