почти единственным историческим источником стали «Известия ВРК», резолюции самих кронштадтцев. Поэтому многочисленные версии зарубежных исследователей и публицистов (главным образом из эмигрантской и западной леворадикальной среды) имели существенные внутренние противоречия, страдали однобокостью в изложении материала, фрагментарностью из-за отсутствия нужного объема опубликованных документов. А чрезвычайная политизированность полемики и 1920-х гг., и 1930-х гг., с одной стороны, заставляла участников дискуссии высказываться по теме Кронштадтских событий, но, с другой стороны, уводила их в сторону публицистики и даже пропаганды.

Дальнейшее развитие дискуссии прервала Вторая мировая война. Как мы увидели, в довоенный период в западной и эмигрантской печати полемика по следам Кронштадтских событий носила достаточно изолированный характер, почти не выходя за довольно узкие рамки социалистического движения. Проблема Кронштадтских событий 1921 г., их причин и хода конфликта являлась вопросом политической дискуссии, но не научного исследования. К решению задачи по созданию внутренне непротиворечивой научной версии Кронштадтских событий советские и западные историки смогут приступить только в послевоенный период. Некоторые концепции и наработки писателей 1920–1930-х гг. очень пригодятся будущим исследователям.

5. Западная историография «Кронштадтского антикоммунистического восстания». 1950-е – 1980-е гг

Второй период развития историографии Кронштадтских событий 1950–1980-х гг. целиком и полностью определялся идеологическим противостоянием периода холодной войны. В эти годы тема Кронштадтских событий 1921 г. получила свое законченное и идеологически обоснованное толкование в СССР и на Западе. Возникли и в дальнейшем продолжили плодотворно разрабатываться две диаметрально противоположные концепции произошедших весной 1921 г. событий. Это советская концепция «Кронштадтского мятежа» и противопоставленная ей на Западе версия «Кронштадтского восстания». Как мы видели выше, обе эти концепции впервые были выдвинуты ранее, еще в двадцатые и тридцатые годы, но именно после Второй мировой войны, в условиях нарастающего глобального противостояния холодной войны, эти исторические концепции были подробно и обстоятельно, на основе архивных документов, обоснованы профессиональными историками в советской и западной историографии, породив соответствующие зрелые историографические направления. Более того, можно утверждать, что именно дискуссия между сторонниками этих двух антагонистических направлений и привела в итоге к оживлению исследований Кронштадтских событий по обе стороны «железного занавеса», вовлечению в научный оборот большого массива архивного материала и созданию на этой основе действительно обстоятельных исторических работ.

Инициаторами оживления дискуссии, в том числе и по Кронштадтским событиям 1921 г., на этот раз явились антисоветские западные круги. Тема конфликта на острове Котлин стала близка западным «советологам» в связи с коренным изменением направления идеологической борьбы. Не будучи антисоветским, выступление матросов в 1921 г. ранее и не могло их заинтересовать. До войны проблемы Кронштадта, да и другие проблемы конфликтов внутри советской системы, мало интересовали официальные западные круги. Но в 1950-е гг., когда требовалось не только бороться с Советским Союзом, но и сосуществовать с ним, появилась необходимость в новых идеологических подходах. Кроме того, когда стало ясно, что прямолинейное противостояние невозможно, начался поиск возможных конфликтов внутри уже существовавших режимов стран так называемой народной демократии. Этот ревизионизм старых подходов ко всей советской истории стал основным трендом в послевоенной западной историографии, в том числе и Кронштадтских событий 1921 г. К лозунгу «социализма с человеческим лицом» очень хорошо подошла часть программных заявлений Кронштадтского ВРК. В первую очередь – требования свободы слова и свободных выборов в советы с участием всех социалистических партий. В 1921 г. П. Н. Милюков уже почувствовал, что население не воспринимает антисоветские лозунги. Теперь, в 1950‑е гг., это увидели и западные исследователи и публицисты.

Анархическое по сути движение в Кронштадте в 1921 г. в новых условиях идеологической борьбы 1950-х гг. привлекло внимание западных историков и советологов своими просоветскими и в то же время антикоммунистическими лозунгами. Можно сказать, что антисоветские подходы сменились антикоммунистическими. Теперь начали дискредитировать не советскую систему в целом, а только деятельность коммунистов, что должно было в социалистическом лагере оторвать местные политические элиты от компартии, а на Западе вывести любые социалистические объединения из-под влияния Москвы. Можно согласиться с С. Н. Семановым, «перед нами не исторические, а прежде всего пропагандистские сочинения, проникнутые вполне определенной идеологической задачей»259. Из самих названий статей и книг видно, что матросам приписывается социал-демократическая идеология, что не соответствует реальным историческим фактам и документам самих восставших.

В послевоенные годы, кроме переиздания вышедших ранее книг и статей260, публикуются новые работы. В 1951 г. в журнале The American Slavik and East European Review выходит статья молодого советолога Роберта В. Дениелса «Кронштадтское восстание 1921 года: исследование в динамике». Помощь в подготовке статьи ему оказал «Русский исследовательский центр» в Гарварде (Russian Research Center of Harvard University)261. Главная идея книги оказалась уже в рамках исследовательской парадигмы послевоенного периода: поражение восстания является одновременно и поражением революции от переродившейся партии коммунистов.

Американский автор указывает, что стихийное выступление матросов было вызвано недовольством всей России властью большевиков (крестьянские восстания, забастовки в Петрограде). Кроме того, в Кронштадте еще сильно было влияние идей анархистов, что объясняет стремление матросов избавиться от тирании большевиков. Ссылаясь на статью Л. Д. Троцкого «Шумиха вокруг Кронштадта», Р. Дениелс считает одной из важнейших причин выступления матросов «изменение социального состава экипажей»262. Автор дополняет перечень причин выступления идеей из «Краткого курса истории ВКП(б)» об ослаблении партийной работы в Кронштадте в связи с развернувшейся дискуссией о профсоюзах. Скомпилировав все известные на тот период версии причин Кронштадтских событий 1921 г., автор не заметил их внутренних и принципиальных противоречий. А объединить их в одну непротиворечивую версию автор, как мне показалось, и не стремился.

Идентичные подходы к объяснению Кронштадтских событий 1921 г. мы находим и в работе известного немецкого исследователя Георга фон Рауха «История Советской России: очерк русской истории с 1917 года»263. Выпущенная на немецком языке в 1952 г., она была переведена на несколько языков, в том числе в 1962 г. на русский язык, и пережила несколько переизданий.

Оценки Кронштадтских событий мы сможем найти и в работе известного американского специалиста по советской истории Леонарда Шапиро «Происхождение коммунистической автократии: Политическая оппозиция в Советском государстве, первый этап, 1917–1922»264. Рассматривая историю политического противостояния в России в 1917–1922 гг., Леонард Шапиро отмечает предшествующую Кронштадтским событиям 1921 г. конфронтацию Троцкого и Зиновьева. Отдавая должное советской версии о слабости партийной работы в Кронштадте накануне выступления (а точнее – о саботаже со стороны троцкистов), Л. Шапиро не развивает ее265. Лишь отмечая наличие противоречий в партийных организациях Петрограда и Кронштадта, автор оставляет основной версией идею о подлинной революционности матросов, об их идеалистическом стремлении защитить Советскую власть от диктатуры большевиков.

Брошюра Э. Поллака «Кронштадтское восстание (первое вооруженное выступление против Советов)» вышла в Нью-Йорке в 1959 г. Уже из названия видно, что