хреновая новость. Тебе придется все это разрядить и убрать из боекомплекта и зажигательные, и трассеры, и разрывные, и пирофорные, и все такое прочее. Только бронебойные и ПОБСы[1], если есть.

— Зачем?! — сделал круглые глаза Густаво.

Я снова вздохнул.

— Потому что любые зажигательные боеприпасы — это табу. Они запрещены, и ты как мой механик своей головой отвечаешь за то, чтобы этого дерьма в моем боекомплекте не было.

Густаво саркастично хмыкнул.

— Запрещены кем? Бронеходчики Саламанки именно таким и стреляют, ты думаешь, чей это боекомплект?!!

— Таким стреляют выродки. За это нет ни прощения, ни милосердия, и самое мягкое наказание — смерть. Если бронеходчик, который стреляет зажигательными, попадает в плен — обычно его обливают полимерно-кольцевой жидкостью и сжигают. Ты не знал?

— Не знал.

— Теперь знаешь. Я тебе больше скажу, Густаво. Ходит бородатая байка-страшилка про бронеходчика, который во время боя обнаружил, что у него в боекомплекте есть трассеры. Он вышел из боя, вернулся на базу и раздавил своего механика. Так вот, Густаво, это не байка. Мой самый первый ведущий, когда сам был зеленым новичком, видел это собственными глазами. И когда я говорил, что ты головой отвечаешь за содержание моего боекомплекта — это нужно понимать буквально. Если механик положит своему бронеходчику в боекомплект зажигательное дерьмо — это в тысячу раз хуже, чем недозаправить и недообслужить. Понимаешь, да?

Густаво кивнул.

— Ага, понимаю. Это такие у бронеходчиков правила войны?

Я кивнул в ответ и взял из ящика с инструментами подходящий электроключ.

— Точно. Такие у нас правила войны.

— Это у всех бронеходчиков повсеместно так?

— Ну, типа того. Чтоб ты понимал, за шесть лет и десяток горячих точек я встретил… дай прикину… Семь… Восемь… Девять выродков, которые стреляли зажигательным дерьмом. Шестеро из них погибли прямо там, где я их встретил, трое — непосредственно от моих рук. А остальных я помню. Все их помнят. Они вряд ли уйдут от расплаты.

Густаво надел рабочие перчатки и помахал рукой какому-то крепкому парню у входа. Тот подошел, и вместе они начали вытаскивать из ящиков магазины.

— Сдается мне, Кирин, тут ты встретишь намного больше людей, стреляющих зажигательными, чем за всю жизнь до этого. Просто потому, что тут про законы войны бронеходчиков никто не слыхивал.

Я усмехнулся:

— Скоро услышат.

Историческая справка.

Война по «особым» правилам, принятым среди узкой прослойки воюющих — не вымысел. Во время первой мировой войны, когда боевая авиация только-только родилась, летчики считались кем-то вроде новых рыцарей и воевали в небе по гораздо более «благородным», «рыцарским» правилам, нежели остальные участники войны. Так, некоторые приемы воздушного боя считались «подлыми», например, атака снизу, а с пленными вражескими летчиками обходились чрезвычайно уважительно. К примеру, после пленения сбитый летчик мог спокойно выпить чаю или чего покрепче у одного костра с теми, кто его сбил, а противнику отправлялось уведомление "ваш летчик у нас в плену, пришлите ему все необходимое".

И было одно очень жесткое правило — запрет на разрывные пули и пули с надпиленными наконечниками, так называемые «дум-дум». Разрывные пули были запрещены и широко не производились, то есть, достать их было сложно, а вот «дум-дум» — самоделки. Берешь ножичек и делаешь на носике надрезы. В виду того, что тогдашние самолеты были деревянными этажерками, обтянутыми тканью, экспансивные пули просто разрывали их в клочья. Если у сбитого летчика находили такие пули — его расстреливали.

Потом немцы — а они были большие любители получить преимущество, найдя лазейку в правилах и конвенциях — стали снабжать своих летчиков письменными приказами использовать разрывные пули. Поскольку тогда не существовало понятия «преступный приказ» (он появится только 20 лет спустя, на Нюрнбергском трибунале) — летчик освобождался от ответственности за запрещенные пули. Французы эту практику переняли, и вскоре экспансивными пулями стреляли все желающие.

Если кому интересна тема — источник «Воздушный казак Вердена», автор Юрий Гальперин.

[1] Подкалиберный Оперенный Бронебойный Снаряд, проще говоря — «дротик».

16. Затишье

Лес на Нова Эдемо показался мне совершенно обычным: ну лес как лес, состоит из высоких деревьев, кустарника и травянистых растений. Цвет растительности преимущественно зеленый, хотя попадаются и более яркие и красочные цвета, чаще красноватые, иногда даже фиолетовые. Стволы у деревьев не коричневые, а зеленые, и вообще, как я заметил, у дерева нет четкого разделения на ветки и листья.

Но сильно вглядываться я не стал: бывал я много где, видал и не такое. К тому же меня как сидящего в засаде бойца больше интересует кустарник — он тут густой — а не деревья с жидковатой кроной. Вот наверху — все равно что потолок, так густо переплетены ветки, тянущиеся к солнцу, а внизу… Ну такое себе. Сложно бронеход за деревьями спрятать, потому что и деревья стоят не сильно густо, и особой толщины у них нет. Если б не кустарник — лес мало подходил бы для засады.

План мы составляли вшестером: я, Кастильо, Дани и еще трое полевых командиров: двое мужчин довольно-таки шахтерской наружности, Хуан и Родриго, и женщина лет сорока с чем-то по имени Карла, некрасивая, но довольно жесткая, как по мне, то поэнергичней Хуана и Родриго. Вскоре я выяснил по паре реплик, что она в молодости работала в службе безопасности одной из корпораций, а потом примкнула к Саламанке. Дальнейшие расспросы натолкнулись на нежелание откровенно отвечать, но Антон намекнул, что имело место определенное событие, после которого Карла пересмотрела свое отношение к режиму.

Основная идея принадлежала, естественно, мне. Я заставил Антона, Дани и всех полевых командиров, кто сталкивался с бронеходами, написать об этом отчеты. Общая картина вырисовалась довольно благоприятная: бронеходчики Саламанки — это бронеходчики лишь условно, потому что заиметь нейросъемник и научиться водить бронеход — не полдела, а в лучшем случае один процент. Появление «Черной пантеры» кардинально поменяло ситуацию лишь потому, что неумелый бронеходчик под командованием опытного командира — уже боевая единица, а восставшие раньше не считали бронеходы большой угрозой.

— Тут дело такое, вы-то попытались стрелять с бронехода, но грамотный бронеходчик заметит, что бронеход управлялся не пилотом. Есть шансы, что бронеход попал на видеокамеру?

— Естественно, — кивнула Карла. — У каждого бойца ССОНЭ есть нашлемная камера.

— Ну вот. Бронеходчики, имеющие хотя бы каплю мозгов, сразу заметят, что бронеход двигался так, словно в кабине сидел механик без нейросъемника, а не пилот. Вы к нему что прикрепили — обычные пулеметы или автоматы бронеходов?

— Обычные, поди прикрепи к нему эти вот бандуры по полцентнера каждая…

Я внутренне