Он мотнул головой — нечего стоять столбом в дверях трактира. И думать о таких вещах лучше в одиночестве. Прошел к стойке, бросив на нее глухаря, договорился с Раудом о еде и комнате — тот расплылся в радушной улыбке, дескать, живите, господин целитель, сколько хотите, нет-нет, никаких денег, я добро помню — но Альмод видел, что трактирщик не слишком ему рад. Еще бы, когда можно за комнату содрать, да не с одного, а пустить туда столько постояльцев, что только на полу вповалку спать поместятся. Дескать, все лучше, чем в шалаше и, тем более, — под открытым небом. Ничего, перетерпит. Рауд и раньше был не беден, а теперь и вовсе озолотится.

Хозяин отослал птицу на кухню с указаниями, взял свечу, чтобы самому проводить дорогого гостя в отведенную комнату, но замешкался, глядя куда-то за плечо Альмоду.

Он обернулся и нос к носу столкнулся с Нел.

— Явился, надо же, — сказала она вместо приветствия. — А я уже думала, что сбежал. Заждалась прямо.

Девушка пошатнулась.

Альмод помахал ладонью перед носом, нарочито скривился — Нел была пьяна. Настолько пьяна, что, казалось, прямо сейчас ноги подогнутся, она осядет на пол и тут же захрапит. Дублет — Альмода, между прочим, дублет, только ушитый на тонкую девичью фигуру, (когда успела?) — полурасстегнут, перстень одаренной не на пальце, а болтается в вырезе на шнурке. Велик, наверное, стал… Ключицы, вон, торчат так, словно вот-вот кожу прорвут. Ничего, отъестся. Если до того опять не влезет в какие-нибудь неприятности, похоже, она прекрасно умела их находить на свою, гм, голову.

— Не извольте беспокоиться, господин целитель, — залепетал за спиной Рауд. — Недоглядел, виноват. Я сейчас…

Он выбрался из-за стойки, заворковал, успокаивающе.

— Пойдемте, госпожа, я провожу вас за стол и принесу еще пива. И достану моченых яблок, с прошлого года, хозяйке моей отлично удались, отведайте.

Он попытался взять Нел под локоть, но та резко выдернула руку, едва не заехав хозяину по лицу.

— Не лезь, когда не просят!

Рауд вопросительно посмотрелна Альмода, перевел взгляд на напрягшихся работников. Альмод едва заметно качнул головой: пустым с ней не совладать. Трактирщик понятливо отступил на шаг.

— Иди проспись, — резко сказал Альмод. — Смотреть противно.

— Надо же! — Она пьяно рассмеялась. — Ты же так кичился, что небрезгливый… Как ты там сказал… «по локоть в крови и дерьме»… Это значит, не противно. Значит, и меня потерпишь.

Она покачнулась.

— Так, а зачем, собственно, я тебя ждала… А, вот. Скажи, а остальных тоже ты? Ф-фух — и нету.

Она подняла ладонь характерным жестом. Альмод рванул нити — едва успел прежде, чем она закончила выплетать огонь. А хороша девчонка, даже пьяная плетет быстро и точно, залюбуешься. Посмотреть бы на трезвую. Но сейчас ее надо было побыстрее заткнуть — народ начал присматриваться да прислушиваться. Если ее пьяные бредни кто-то примет всерьез, может худо обернуться.

Не была бы чистильщицей — усыпил бы, и вся недолга. Вот ведь, подобрал на свою голову, возись теперь.

Он попытался сплести воду над ее головой, чтобы охолонула слегка, но Нел порвала нити, он попробовал снова — и снова не вышло. Хороша, ох, как хороша…

— А ведь я сначала подумала, что на тебя возвели напраслину. Что не мог такой, как ты, убить Первого… А потом… — Она сухо всхлипнула. — Потом даже Гейра почти простила — нет, ну правда, никто бы не стал просто стоять… — Голос едва не сорвался. — Стоять и ждать, пока его зарубят. Пришла поговорить… дура. А ты…

— Проспись, — перебил Альмод.

Так вот чего она напилась. Мало было ее отряда, мало Гейра, теперь Нел узнала, что еще семь человек из тех, кто всегда был рядом, разом погибли страшной смертью, и не в бою с тварями, а просто так, по чьей-то глупости, а то и вовсе по пьяни.

Для Альмода орден был тюрьмой — или ему так казалось, — но для многих действительно становился семьей. Далеко не все одаренные могли похвастаться тем, что знают мать, об отце или братьях-сестрах и вовсе говорить нечего. Да и среди тех, кто мать помнил, много было таких, кого продавали университету и вычеркивали из жизни. Отрезанный ломоть, все равно не станет землю пахать. А появится в родных краях — еще и кланяться придется… И если Нел из тех, кому ставка ордена и в самом деле стала домом, понятно, с чего вдруг она так непотребно напилась. Вот только почему ей втемяшилось, что он убил и остальных? Надо бы порасспросить. Когда она в состоянии будет связно мыслить, и подальше от чужих ушей.

— Протрезвеешь — поговорим нормально, обещаю. — Сказал он как можно мягче.

— Ничего. Я недостаточно пьяна, чтобы снова тебе поверить. А сказать все, что хочу, смогу и так.

Она вытянулась в струнку, голос мигом стал трезвым, взгляд полыхнул ненавистью.

— Я, Нел, прозв…

Договорить Альмод не дал — ударил. Под дых. Всерьез, как бил бы мужчину.