Конечно, орден мог измениться, год — большой срок. Конечно, трое одаренных могли появиться в Мирном вовсе не случайно. Говоря начистоту, Альмод нутром чуял подвох — не бывает таких совпадений. То много лет ни одного одаренного — нанимать Вагни и Стейна Харальд ездил сам на большую землю — а потом сразу трое. Четверо, если считать Нел. Пятеро, если Альмод снова не возомнил невесть что, и беглеца уберег дар, а не везение. Он поморщился. Каждый раз, когда Альмод переставал доверять чутью и слушал тех, кто утверждал, что он просто мнительный тип, которому всюду чудятся заговоры, дело оборачивалось плохо.

Но если это чистильщики, почему всех их Альмод видит в первый раз? Ведь из тех, кто сражался с тварями, ему были знакомы почти все. И Гейр узнал его мигом. Случайно прислали тех, кто в ордене меньше года? Еще одна нелепость. Командир должен был проходить дольше, и, значит, Альмод бы его знал. Специально прислали незнакомцев? Еще более нелепо. Он сам понятия не имел, куда отправится, чудом выжив. И следов не оставлял. Конечно, когда в Мирном вдруг появился целитель, по округе пошли слухи и могли разойтись довольно далеко. Но в ордене он прославился вовсе не как искусный лекарь. И как бы высоко он о себе ни мнил, едва ли слухи доползли до столицы, и там по невнятному упоминанию узнали беглого командира.

Альмод тоскливо выругался — казалось, он пытается наощупь собрать разноцветную церковную мозаику. Во всем происходящем не было ни смысла, ни цели — начиная с гибели в огне двух отрядов и заканчивая незнакомцем, копавшимся в его вещах, но ничего не укравшим.

Альмод выбросил домыслы из головы, казалось, еще немного бесплодных размышлений, и он вовсе перестанет соображать. Закинул за плечи сумку, перекинул через палку связанных за лапы глухарей и двинулся в Мирный.

У ворот города он столкнулся с Иваром — для разнообразия тот шел один. Альмод хотел было пройти мимо, но Ивар заступил дорогу.

— Продай птицу.

— Самому нужны, — буркнул Альмод, снова пытаясь его обойти.

Повода затевать новую драку вроде пока не было, да и днем Ивар показал себя человеком неглупым. Если б не та, первая стычка, им бы и вовсе нечего было делить.

— Лопнешь ведь. — Ивар снова оказался у него на пути. — Долго все равно не пролежит, слишком тепло стало. А я дам больше, чем Рауд.

Весна и в самом деле была слишком теплой, даже жаркой — в прошлом году к этому времени снег едва сошел, а уж о том, чтобы ночевать на улице без костра, и речи не велось.

— Крапивой с углем обложу.

— Правда, продай, — упорствовал Ивар. — Мне не для себя.

Альмод приподнял бровь.

— В городе людям жрать нечего. — Ивар поморщился. — Рауд заламывает столько, будто на золоте кормит. И Харальд перестал еду раздавать, говорит, для своих едва хватает. Окрестные фермеры тоже не дураки, за прошлогоднюю морковь дерут больше, чем в предзимье за свинину просили. А потом придут жаловаться на грабежи…

А сам трактирщик откуда еду берет? Погреб-то не бесконечен. Снарядил кого за толику малую в лес?

— Тебе-то откуда знать, сколько тогда за свинину просили? — хмыкнул Альмод. Добавил: — В городе две трети — здоровые мужики. Если такой сдохнет с голода, когда и охота, и рыба, и грибы пошли — сам виноват.

К слову, насчет грибов надо подумать. Трутовик Альмод видел, и рядовка наверняка уже есть, чесночник… Не одной же дичью жить. Он хмыкнул про себя — отец при одной мысли о грибах пришел бы в ужас. То, что растет на земле — для простонародья, низкое — низким. Благородным — то, что на деревьях. Ну, и дичь, само собой. Впрочем, отца многое бы в жизни сына привело в ужас, чего уж теперь. А еды в Мирном действительно мало. Когда слухи о пожаре дойдут до Кривого озера, там мигом найдутся желающие подороже сбыть прошлогодние овощи и зерно. Может, уже нашлись, но пока еще доберутся…

— А кроме мужиков? Женщины, дети…

— Женщины или женщина? — ухмыльнулся Альмод. Не одному Ивару быть бестактным.

— Тебе что за дело?

Слишком уж безразличное у него стало лицо. Занятно…

— В последний раз спрашиваю, продашь?

Альмод кивнул. Если он правильно понял, Линн голодной не останется. А если ошибся… Что ж, он не подряжался спасать всех малых сих. И так сделал немало.

Он отвязал птицу, снова поднял бровь, когда Ивар сунул ему полновесный серебряк — до пожара на это можно было недели две кормиться в таверне, ни в чем себе не отказывая. Насколько цены взлетели, или Ивар пытается пыль в глаза пустить? Вроде непохоже на него.

Альмод положил себе приглядеться, сколько Рауд теперь просит за еду, и если перегибает палку, доходчиво объяснить, что следует поумерить жадность. Доведенный до отчаяния народ может и погром учинить, а Рауд — не Харальд, одаренные охранники ему не по карману. Он только паре крепких парней-вышибал платил, эти толпу не удержат. Не то чтобы самому Альмоду было дело до творящегося в городе: станет совсем туго, подхватит сумку и деньги да выплетет переход… так и не решил куда. Но смотреть на чужую глупость не хотелось.

— Да, еще, — окликнул его Ивар, когда Альмод уже шагнул в ворота. — Чуть не забыл: я Линн маковой настойки оставил. Для малыша. Так что придешь смотреть, не удивляйся. Это не от болезни.

— Она лишнего не накапает? — нахмурился Альмод.

— Нет, я объяснил. Она понятливая. Страшно ему связанному лежать, плакал, никак угомониться не мог.

Очень хотелось спросить, зачем Ивару маковая настойка — не похож он на того, кто бессонницей мается. И племянник его не похож.

Он кивнул, давая понять, что принял к сведению. Отчитывать за то, что влез в лечение, не стал — плетениям лекарства не помеха. А что Линн Ивару глянулась — ничего удивительного, она и сейчас, изможденная и перепуганная, была бы хороша, одень ее как следует. И ребенок есть, значит, не бесплодна, а Ивар не скрывал, что задумался о детях. Что ж, одной заботой будет меньше, когда — если — ребенок начнет поправляться. Если только Линн и Ивару не откажет. Но с этим пусть он сам разбирается.

* * *

К мясному духу в трактире добавился запах вареного гороха и жареных грибов. Значит, снарядил Рауд людей в лес. Посетителей за столами было куда меньше, чем обычно в это время — похоже, все, кто мог, разъехались по своим участкам. Там и еды добыть проще, и вдруг удача улыбнется, получится разбогатеть и уехать из городишка… наверняка уже поговаривают, что Мирный проклят.

Альмод на миг задумался, почему он сам до сих пор отсюда не убрался. Все время что-то мешало. Вот и сейчас — надо ребенка Линн на ноги поставить, раз уж взялся.

А потом наверняка подвернется еще какой болящий, и снова не захочется бросать недоделанное. Так что его тут держит? Стареет, шевелиться лень?

Или просто ждет, когда по его душу явятся разъяренные чистильщики? Чтобы объясниться раз и навсегда? Так понятно, чем такое объяснение кончится. Или ему просто надоело прятаться?