никогда не нуждался.

Это фиаско, братан. Уж лучше не пропускать ни одной юбки, чем начать так убиваться по одной-единственной.

– Давай я помассирую? Легче станет.

Не станет. Нет никакой нужды навязывать мне ванильную чушь. Я с детства сам себе и нянька, и клоун. И давно научился обходиться без телячьих нежностей. Просто женского тела хватает за глаза, вот его в этом месяце затяжной дефицит. Удивляюсь, как штаны до сих пор не дымятся.

Другое дело бросить вызов. Это хотя бы привычно и не пугает до зуда под рёбрами.

– Давай, раз предлагаешь, – резко расслабляюсь, укладываясь на спину и издевательски смотрю в участливые глаза. – Трусы с меня сама снимешь?

За новой вспышкой боли теряюсь в реальности, а когда одупляюсь, то уже лежу носом в кожаной обивке, с заломленной за спину рукой.

– Какой же ты скот, Лисицин, – цедит Полина мне на ухо сквозь сжатые зубы.

Я сосредотачиваюсь на гибком теле, оседлавшем мои ягодицы. Жду очередную словесную оплеуху, готовлю контратаку. И вдруг... трещащие от напряжения мозги за миг перемалывает в кисель.

Участка кожи, где берёт начало моя татуировка, невесомо дотрагиваются тонкие девичьи пальцы.

Вопреки взбешённому тону, прикосновения Полины очень осторожные. Поначалу несмелые даже, будто она боится обжечься. Прохладные ладони обводят бока, сходятся между лопатками, спускаются к пояснице – простой любительский массаж, а по мышцам тепло растекается волнами и укачивает, затапливает расслабленностью.

Я молчу, будто воды в рот набрал, потому что понятия не имею, как на это реагировать. Да и не хочется ничего другого: ни спорить, ни доказывать.

Сейчас моя единственная сложность – держать глаза открытыми.

– Сорок восемь, – выдыхаю, сделав над собой усилие. Язык будто налился свинцом.

Я вычитаю это задание без сожаления, хотя не в первый раз ловлю себя на мысли, что сильно продешевил. Кто бы мог подумать, что она так виртуозно будет их выполнять?

– Кир, а сколько у тебя было женщин? – в тихом голосе отчётливо звенит неуверенность.

Никогда не понимал, зачем девушки задают этот вопрос. Ведь если начистоту, то ни одна не рада знать правду.

– Достаточно, чтобы убедиться, что незаменимых нет.

– И всё-таки?

– Я не считал, – вру, проваливаясь в сон.

На самом деле в какой-то момент просто сбился. Или потерял интерес...

Лис в курятнике

Поля

Так странно. Кир даже во сне продолжает ершиться как кактус, а мне всё равно хочется аккуратно погладить колючки. Почему-то кажется, что под ними он совсем другой.

Вроде ничего не изменилось, Кир всё тот же мерзавец – оторви и выбрось. Однако есть что-то щемящее в том, как сладко он уснул, убаюканный моими руками. Вымотанный, расслабленный, с тёмными кругами под веером ресниц. Обездвиженный, обезвреженный, весь какой-то... трогательный, что ли.

По-хорошему мне пора уходить, в любой момент могут вернуться наши отцы. У компании сегодня юбилей, а я даже близко не представляю, когда завершится корпоратив. Не хочу быть пойманной врасплох в чужой квартире.

Но минута за минутой ничего не меняется.

Я сижу на полу, упираясь подбородком в сложенные на диване руки, и увлечённо рассматриваю профиль спящего на животе Кира. В этом нет ни капли романтики. Откуда той взяться, рядом с человеком, который пяти минут не может прожить без того, чтобы не плюнуть в меня ядом?

Мне как минимум дико оттого что мы сейчас рядом и не пытаемся куснуть друг друга побольнее. А как он язвительно высмеял мои ценности?! Форменный кретин. Но что-то в этом кретине влечёт меня магнитом. Я даже не сразу осознаю, что дотрагиваюсь до Лиса не только в мыслях. И вот это уже совсем ни в какие ворота.

Будто со стороны вижу, как моя рука опасливо касается его переносицы. Под пальцами обычные веснушки, а кажется будто пучки тепла.

Милый такой, зараза, когда спит.

Я жмурюсь, поглаживая колючую щёку. Щекотно. И тут Кир что-то рявкает во сне, неразборчиво, но так резко, что я подрываюсь на ноги. Даже руки сами собой вытягиваются по швам. Похоже, ему в диковинку любые проявления ласки.

Выдохнув, хватаю брошенную на кресло толстовку. Из кармана на пол падает увядшая ромашка и что-то больно колет под рёбрами, при мысли, что отмороженный Кир сорвал для кого-то цветок. Это не ревность, конечно же. Скорее всего, обида. Я точно знаю, с другими он ведёт себя иначе. Во всяком случае, не так грубо, как со мной.

Прикрыв кое-как его обнажённую спину, на мгновение впадаю в ступор. Медлю, хотя давно нужно уходить. Пальцами машинально обрываю скрученные лепестки.

Любит...

Не любит...

Любит...

Хватит... не нужен он мне! – обрываю резко лотерею, варварски вырывая оставшиеся "билеты" вместе с куском сердцевины.

Но тут же сломлено становлюсь на колени у головы Кирилла, чтобы воровато коснуться губами края его поганого рта.

Не сомневаюсь, стоит Лисицину об этом узнать, и колкости посыплются словно из рога изобилия. На самом деле с ним ни в чём нельзя быть уверенной, потому что Кир способен выкинуть что угодно: как притвориться спящим, так и сцапать потерявшую бдительность меня вот этими загребущими руками.

Ну к чёрту, хватит с меня потрясений.

Набравшись храбрости, осторожно просовываю руку в передний карман штанов. Мало того, что пальцы едва продвигаются под весом его тела, так ещё стыдно до жути. Как-то это чересчур интимно.

Подцепив, наконец, ключ, медленно тяну его наружу. В гробовой тишине вдохи Кира слышатся всё реже. Я уже и вовсе не дышу. Перед глазами испуганно пляшут мушки. Уж лучше они, чем ярко всплывшее в памяти воспоминание, какой он там большой и твёрдый.

Боже, это помешательство. Так не должно быть!

С Лисом попробуй расслабиться – руку откусит! Но до входной двери бреду как в тумане, перебирая тысячи причин, чтобы остаться ещё хоть ненадолго.

Вернувшись домой, докладываю маме, что встречалась с Киром. Совсем коротко, без подробностей, за которые пришлось бы краснеть. Сон не идёт. Я долго стою под душем, с удивлением отмечая то, как остро грудь реагирует на упругие струи. Из головы не выходит его взгляд, там в пустой аудитории. Такой же обволакивающий и бьющий по коже жгучими уколами.

Ещё дольше обтираюсь полотенцем, внимательно рассматривая в зеркале своё тело. Никогда ещё оно не казалось мне таким красивым. Оно мне вообще никогда не казалось красивым: выпирающие ключицы и тазовые кости – практически суповой набор. Всё какое-то бледное, присыпанное веснушками как яблоко в парше. А он всё