Шрифт:
Закладка:
– Кто-то рано утром был здесь. У кого-то еще есть ключ.
– Ключ?
– Да. Они обшаривали дом. – Сейчас зайчик в свете фар исчез. Вернулся суровый фасад.
– Что, прямо в квартире? Они что-нибудь взяли?
Она пожимает плечами, колеблется.
– Нет.
– Послушай, Джесс, – начинаю я. – Мне кажется, тебе нужно заявить в полицию.
Она корчит гримасу.
– Я вчера им звонила. Не дождешься от них никакой помощи.
– И что они сказали?
– Что создадут официальное обращение, – говорит она, закатывая глаза. – Хотя на что я рассчитывала. Круглая идиотка, иностранка, едва говорящая на французском. С чего бы им воспринимать меня всерьез…
– Ты хорошо говоришь по-французски? – спрашиваю я.
Она пожимает плечами.
– Почти не говорю. Я могу просто заказать пиво, и на этом все. Неплохо, да?
– Послушай, может вместе пойдем в Комиссариат? Уверен, они смогут помочь, если я объясню им все на французском.
Она поднимает брови.
– Это было бы… ну это было бы потрясающе. Спасибо. Я… я очень благодарна. – Она пожимает плечами. – Я не умею просить о помощи.
– Ты и не просила – это я предложил. Как я сообщил вчера, я хочу помочь. На самом деле.
– Хорошо, спасибо. – Она теребит цепочку. – Мы можем пойти туда поскорее? Хочу как можно быстрее убраться отсюда.
ДЖЕСС
Мы выходим на улицу, молча идем. Мои мысли путаются. Из-за этого голосового сообщения я совсем потеряла покой, в этом доме никому нельзя доверять – даже старому университетскому приятелю Бена, каким бы дружелюбным он ни казался. Но, с другой стороны, именно Ник предложил обратиться в полицию. Если бы он был каким-то образом причастен к исчезновению Бена, то стал бы он так поступать?
– Сюда, – Ник берет меня под локоть – моя рука слегка дрожит от его прикосновения, – и ведет меня в переулок, нет, скорее похожее на каменный тоннель между зданиями. – Так короче, – объясняет он.
В отличие от многолюдной улицы, здесь ни души, и намного темнее, только эхо наших шагов нарушает тишину. Оттого, что я не вижу неба, мне не по себе.
Я расслабляюсь только тогда, когда мы выныриваем на другом конце. Но когда мы сворачиваем на улицу, я вижу, что она заканчивается полицейской баррикадой. Несколько парней в шлемах и бронежилетах, с дубинками, в руках потрескивают рации.
– Черт, – вырывается у меня, сердце бешено колотится.
– Merde, – одновременно со мной произносит Ник.
Он подходит и говорит с ними. Я остаюсь на месте. Они не выглядит дружелюбными. Я чувствую, как они оглядывают нас.
– Это из-за протестов, – говорит Ник, отступая назад. – Они ожидают беспорядков. – Он пристально смотрит на меня. – С тобой все нормально?
– Да, все хорошо. – Я напоминаю себе, что мы идем на встречу с полицией. Они могли бы помочь. Но внезапно мне хочется снять груз с сердца. – Эй – Ник? – Я вздрагиваю, когда мы снова зашагали.
– Да?
– Вчера, когда я разговаривала с полицией, они сказали, что хотят записать мое имя и адрес для своего обращения или еще чего-то. Я, эм… я не хочу давать им эту информацию.
Ник хмуро смотрит на меня.
– Почему?
Потому что, хотя он сам напросился, то, что я сделала с тем ублюдком, юридически до сих пор является преступлением.
– Я… не хочу вдаваться в подробности. – Но поскольку он все еще странно смотрит на меня, а не в моих интересах, чтобы он принимал меня за закоренелую преступницу, мне приходится прояснить: – У меня были небольшие неприятности на работе, как раз перед тем, как я сюда приехала.
По правде сказать, больше, чем маленькие неприятности. Два дня назад я пришла в «Копакабану» с такой улыбкой на лице, как будто мой начальник и не показывал мне накануне свой член. О, конечно, я тебе подыграю. Мне ведь нужна эта хреновая работа. А потом за обедом, перед открытием, пока Извращенец гадил (он зашел туда с грязным журналом, и я знала, что у меня есть время), я взяла маленький ключик из его кабинета, открыла кассу и забрала все, что в ней лежало. А лежало не так уж много; он был слишком хитер и опустошал ее каждый день. Но мне хватило, чтобы добраться сюда, хватило, чтобы уехать на первом же «Евростаре», на который получилось забронировать билет. Да, и для предосторожности я поставила два бочонка с пивом перед дверью туалета, один на второй, чтобы верхний оказался прямо под дверной ручкой, и он не смог ее повернуть. Ему потребовалось бы время, чтобы выбраться оттуда.
Так что я не хочу никаких официальных обращений. Не то чтобы я думаю, что за мной охотится Интерпол. Но мне не нравится мысль о том, что мое имя фигурирует в какой-то системе, что здешняя полиция может сравнить свои базы с британскими. Я приехала сюда, чтобы начать все сначала.
– Ничего особенного, – бормочу я. – Это просто… болезненная тема.
– Э-э, конечно, – кивает Ник. – Давай я сообщу им свои данные для контакта. Договорились?
– Да, – говорю я, и мои плечи опускаются. Спасибо тебе, Ник, правда.
– Итак, – начинает он, пока мы ждем на светофоре, – я думаю о том, что скажу полиции. Я, конечно, сообщу им, что тебе показалось, будто прошлой ночью в квартире кто-то был…
– Мне не показалось, я уверена, что там кто-то был, – вмешиваюсь я. – Я знаю это.
– Конечно, – кивает Ник. – Есть еще что-нибудь, что тебе хочется рассказать?
Я останавливаюсь.
– Ну… я говорила с редактором Бена.
Ник поворачивается ко мне.
– Ах, да?
– Да. С парнем из «Гардиан». Я не знаю, имеет ли это какое-то значение, но он сказал, что Бен обещал ему какую-то статью, от которой он сам был в восторге.
– А что за статья?
– Я не знаю. Какое-то большое расследование. Но я полагаю, если бы он был в чем-то замешан…
Ник слегка замедляется.
– Но его редактор не знает, о чем эта статья?
– Нет.
– Какая досада!
– И еще я нашла записную книжку. Она пропала сегодня утром. В ней были эти заметки – о людях, о доме. Софи Менье – знаешь эту дамочку сверху? Мими с четвертого этажа. Консьержка. Там была такая строчка: «Ла Петит Мор». Вроде бы означает «маленькая смерть»…
Я замечаю, что Ник переменился в лице.
– Что это? Что это значит?
Ник кашляет. Он выглядит смущенным.
– Ну, это такой эвфемизм для оргазма.
– О… – Меня не так-то легко смутить, но я чувствую, как мои щеки запылали. Наступает долгое, неловкое молчание. – В любом случае, – говорю я, – тот, кто подкрался сегодня
