Я жду, прислушиваясь к малейшему скрипу шагов, крадущихся по комнате. Не похоже, чтобы они куда-то особенно торопились. Натягиваю на себя покрывало так, что оно полностью закрывает меня. И затем, сквозь стук моего собственного сердца в ушах, я слышу, как двери в спальню начинают открываться.

Грудь сдавило так, что трудно дышать. Сердце стучит о ребра. Я все еще притворяюсь спящей. Но в то же время думаю о лампе рядом с кроватью, с тяжелым основанием. Я могла бы протянуть руку и…

Я жду, прижав голову к подушке, пытаюсь решить, схватить лампу сейчас или…

Но… теперь я слышу мягкий звук удаляющихся шагов. Я слышу, как закрываются французские двери. А затем, несколько секунд спустя доносится скрип: открывается и закрывается входная дверь в квартиру.

Все, ушли.

Еще секунду я лежу неподвижно затаив дыхание. Затем вскакиваю, толкаю французские двери и выбегаю в главную комнату. Если не медлить, то получится их поймать. Но сначала я роюсь в кухонных шкафах, на всякий случай достаю тяжелую сковородку, затем открываю входную дверь квартиры. В коридоре на лестнице темно и тихо. Я закрываю дверь и подхожу к окнам. Может быть, кто-то попадется во дворе. Но это просто темная яма: черные очертания деревьев и кустов, ни малейшего движения. Куда они делись?

Я включаю свет. Все выглядит абсолютно нетронутым. Никакого разбитого стекла, и входная дверь закрыта – никаких повреждений.

Я почти поверила, что все это дурной сон. Но кто-то здесь был, не сомневаюсь. Я слышала их. Кот слышал их. Хотя прямо сейчас он как ни в чем не бывало развалился на диване.

Я окидываю взглядом стол Бена и только тогда понимаю, что записная книжка исчезла. Я обыскиваю ящики, ищу за щелью в столе. Вот черт. Тупица. Ну почему я оставила его там, у всех на виду? Почему не спрятала его где-нибудь?

Потому что прослушав эту голосовую заметку, я должна была принять дополнительные меры предосторожности. Должна была поставить что-нибудь перед дверью. Должна была догадаться, что кто-то может сюда вломиться, обыскать. Правда, ему и не нужно вламываться. Если это один и тот же человек, у него уже есть ключ.

36 ЧАСОВ СПУСТЯ

БЕН

Все погружается во тьму. Только на мгновение. Затем все становится ужасающе ясным. Это произойдет здесь, сейчас, в этой квартире. Прямо здесь, на этом безобидном участке пола, сразу за дверью он умрет.

Он понимает, что, должно быть, произошло. Ник. Кто еще? Но кто-то из остальных может быть замешан… потому что, безусловно, все они связаны…

– Пожалуйста, – с трудом выговаривает он, – я все могу объяснить. – Он всегда умел выкрутиться из любой ситуации. Бенджамин Красноречивый, называла она его. Если бы он смог подобрать слова. Но внезапно говорить становится очень трудно…

Следующая атака происходит с поразительной внезапностью и с оглушительной силой. Его голос умоляющий, тонкий, как у ребенка.

– Нет, нет… Пожалуйста, пожалуйста… Не надо… – Слова льются из него, всегда такого уравновешенного и сдержанного, неконтролируемым потоком. Сейчас нет времени на объяснения. Он умоляет. Молит о пощаде. Но в глазах, глядящих на него сверху вниз, нет жалости.

Он видит брызги крови на своих джинсах, но не сразу соображает, что это. Наблюдает, как алая жидкость капает на паркет. Сначала медленно, потом все быстрее, быстрее. Кровь выглядит ненастоящей: такая яркая, насыщенно красная, и ее так много, все больше. Как все это может вылиться из него? Ее так много – с каждой секундой все больше.

Затем это происходит снова, следующий удар, и он падает, и вдобавок его голова ударяется обо что-то острое и твердое: о край кухонной стойки.

Он должен был понять. Нужно было быть менее высокомерным, менее бесцеремонным. Стоило хотя бы повесить цепочку на дверь. И все же он думал, что он непобедим, думал, он единственный, кто контролирует ситуацию. Такой глупый, такой высокомерный.

Теперь он лежит на полу, даже не представляя, что когда-нибудь снова сможет встать. Он пытается поднять руки, умолять без слов, защищаться, но руки не слушаются. Его тело больше не подчиняется ему. Его охватывает ужас: он совершенно беспомощен.

Ставни… ставни открыты. Снаружи темно, а это значит, что вся эта сцена должна быть видна внешнему миру. Если бы кто-то заметил – если бы кто-то смог прийти на помощь…

С усилием он открывает глаза, поворачивается и начинает ползти к окнам. Это так тяжело. Каждый раз, когда он вытягивает руку, она выскальзывает из-под него: через миг он понимает: это все потому что пол скользкий из-за его собственной крови. В конце концов он добирается до окна. Он немного приподнимается над подоконником, протягивает руку и оставляет на стекле кровавый отпечаток. Есть ли там кто-то снаружи? Лицо, обращенное к нему, освещено светом, льющимся из окон? Его зрение снова затуманивается. Он пытается постучать ладонью по стеклу, произнести губами одно слово: ПОМОГИТЕ.

И тут его пронзает боль. Ошеломляюще сильная, ничего больнее в жизни он не испытывал. Конечно, он не может этого вынести: это уже слишком. На этом его история заканчивается.

И его последняя ясная мысль: Джесс. Сегодня приезжает Джесс, и ее никто не встретит. Когда она прибудет, она тоже будет в опасности.

ВОСКРЕСЕНЬЕ

Ник

Второй этаж

Утро. Я иду к лестничной клетке. Пробегал несколько часов. Понятия не имею, какой километраж я намотал. Прилично, наверное. Будь у меня точные данные, я бы одержимо проверял свой «Гармин», и по возвращении загрузил все в приложение «Страва». Этим утром я даже не потрудился посмотреть. Нужно было просто проветрить голову. Я прекратил только потому, что боль в икре начала отдавать во всем теле – хотя какое-то время я почти наслаждался бегом сквозь боль. Старая травма: я заставил врача-шарлатана из Силиконовой долины прописать мне от нее оксикодон. К тому же, он помог притупить боль, когда рухнули мои инвестиционные доходы.

Я поднимаюсь по лестнице, глаза щиплет. Потерев их краем футболки, я иду дальше.

Я собираюсь подняться на второй этаж, когда кто-то вдруг выскакивает из-за угла: она, сестра Бена.

– О, привет, – говорю я, проводя рукой по волосам.

– Извини, – бормочет она. – Даже не смотрю, куда иду. Ты наверх?

– Да, но на самом деле я рад, что наткнулся на тебя. Хотел извиниться за то, что вчера убежал. Тебе удалось узнать, где Бен?

Я внимательно разглядываю ее. Бледное лицо. Она больше не та хитрая маленькая лисичка, которой казалась мне вчера, теперь она кролик в свете фар.

– Джесс, – говорю я. – С тобой все в порядке?