— А вот так!

Не дожидаясь, когда рука адвоката завершит движение за лацкан пиджака, откуда он наверняка собирался извлечь ствол, я сделал резкий выпад, вогнав лезвие ножа ему в гортань и тут же выдернув обратно. Хименес, выкатив глаза, захрипел, прижал к ране ладонь, пытаясь остановить поток крови… Нет, парень, тебе уже не выжить, смирись. Успей прочитать молитву, если ты набожный человек, хотя креста на тебе, в отличие от Сальвадо, что-то не видно.

Наркобарон тем временем находился в состоянии шока, из которого мне пришлось его вывести тычком локтя в бок.

— Пойдём-ка глянем, не обманул ли нас твой дружок.

Обе сумки и впрямь лежали в багажнике. Я открыл одну, затем вторую — вроде всё на месте. Кстати, багажник объёмистый, хватит места и для такого толстяка, как Сальвадо.

— Полезай.

Тот с кряхтением кое-как забрался внутрь, втиснувшись аккурат между сумок с деньгами.

— Охраняй мои миллионы, — сказал я ему, захлопывая крышку багажника.

Повернулся к публичному дому, махнул рукой. Мои орлы за исключением всё ещё охранявшего пленных Лео один за другим двинулись к машине.

— Мы что, не будем его кончать? — спросил Рауль, поигрывая «томпсоном».

— У меня есть идея получше. Отвезём его в Штаты и сдадим людям Гувера. Вернее, я сдам, вам-то светиться ни к чему. То-то директор ФБР обрадуется! Надеюсь, этому борову впаяют как минимум пожизненный. А с вами я рассчитаюсь, как положено. И за ухо отдельно, — повернулся я в сторону несчастного Захарии.

В этот момент мой взгляд упал на крыльцо борделя, на котором стояла худенькая фигурка, в которой я узнал того самого мальчонку. Он был уже в одежде.

— Подождите, я сейчас. Рауль, пойдём, будешь переводить. — Подойдя к парнишке, я глянул ему в глаза: — Как тебя зовут?

— Марио.

— Сколько тебе лет?

— Двенадцать, сеньор.

— Как ты здесь оказался, Марио? В смысле, в публичном доме?

И я услышал грустную историю, как мальчишка рос в многодетной семье, пока мать пятерых детей не умерла от малярии. Отец, и до этого не считавшийся примерным семь янином, после смерти жены и вовсе слетел с катушек. Бутылка стала его лучшей подругой. А когда в прошлом году его одиннадцатилетний сын попался на глаза хозяину борделя и тот предложил купить ребёнка за пятьсот песо, горе-папаша согласился без малейших угрызений совести. Парнишке денег не платили, но кормили и одевали, только за это приходилось расплачиваться собственным телом. Помимо Сальвадо у него было ещё двое мужчин, правда появившихся в борделе однократно. Глава же наркокартеля заезжал как минимум раз в неделю.

Слушая его, я всё больше мрачнел. У меня появилось стойкое желание кастрировать этого борова прямо сейчас, только усилием воли я сумел себя удержать от экспрессивного поступка. Хотя, может, и зря. Но когда он окажется в тюряге, я постараюсь сделать его жизнь за решёткой похожей на ад.

— У тебя есть взрослые родные, кроме отца?

— Да, в Эрмосильо живёт тётка.

— Она сможет тебя приютить?

— Наверное. Когда мама умерла, она приезжала и хотела забрать меня и младшую сестру, но отец нас не отпустил.

— Если я дам тебе денег, сможешь добраться до Эрмосильо самостоятельно?

— Не знаю.

Я задумался. Не везти же парня с собой. Из раздумий меня вывел Рауль:

— Раз уж мы своё задание выполнили, давайте я его отвезу. До Эрмосильо на машине ехать часов двенадцать.

— Спасибо, Рауль. Проследи, чтобы его нормально приняли, и оставь этой тётке деньжат.

Я не поскупился, выдал одну из пачек из моей пятимиллионной наличности. Доллар в Мексике тоже был ходовой валютой, но баксы можно было обменять на песо. Во всяком случае, за ближайшее будущее парня я был спокоен.

— Можешь взять вашу машину, а мы отправимся в Сан-Диего и дальше в Вегас на автомобиле Хименеса. Счастливого пути!

А у меня в борделе оставалось ещё одно дело, в котором переводчик не требовался. Подойдя к сидевшему на полу всё в той же позе хозяину заведения, я без замаха так влепил ему ногой промеж ног, что тот, икнув, завалился на бок без признаков жизни. Теперь о половой жизни ему точно придётся забыть, возможно, до конца своих дней. А нечего детей под всяких извращенцев подкладывать!..

— Садись за руль, — кивнул я Пабло, плюхаясь на переднее пассажирское сиденье. — Кому-то что-то нужно забрать на базе? Нет? Тогда едем в Сан-Диего.

Глава 5

— Так что, Лаврентий, чем порадуешь? — пыхнул трубкой Иосиф Виссарионович, и его покрытое оспинами лицо на несколько мгновений исчезло за дымовой завесой.

«Не бережёт себя Коба, — подумал Берия, открывая лежавшую перед ним отделанную тонкой светло-коричневой кожей папку. — Сколько уже врачи ему говорили, чтобы отказался от курения, а воз и ныне там. Да ещё и война не прошла бесследно, немало сил отняла… Впрочем, для своих лет Сосо пока выглядит неплохо, похоже, и роковой 53-й переживёт».

Отец народов с прищуром поглядывал на сидевшего в глубоком кресле сбоку от его рабочего стола министра внутренних дел, глаза которого за круглыми стёклами пенсне казались непроницаемыми. Такими они были и тогда, когда в рамках послевоенной реформы органов власти Сталин, только что выбранный Первым секретарём ЦК КПСС, объявил, что назначает Председателем Совета Министров СССР товарища Косыгина. Молодого, сорокапятилетнего политика, о котором в общем-то положительно отзывался в своих показаниях Ефим Сорокин. Поэтому Коба и пригляделся к Алексею Николаевичу повнимательнее, и понял, что человек действительно толковый. Впрочем, бестолковый вряд ли получил бы пост послевоенного министра финансов, из кресла которого Косыгин и пересел руководить Советом Министров.

Может, Лаврентий и не рвался особо в верха, памятуя о поговорке: «Чем выше летаешь — тем больнее падать», и в приватном разговоре, когда Сталин обсуждал с ним кандидатуру Косыгина, ничем не выдал своих эмоций. Однако Иосиф Виссарионович, как никто другой, знал, насколько затягивает чувство власти, и, если с ним что случится, именно Косыгин станет первым кандидатом на пост Первого секретаря, а не министр внутренних дел.

— По линии министерства кое-какие проблемы ещё остаются, но мы их решаем, — заявил Берия, поднимая глаза на шефа. — В первую очередь, это касается связанного с послевоенной разрухой разгула преступности…

— Страшно подумать, какой был бы разгул, затянись война ещё на год, как в реальности товарища Сорокина, — пробурчал Сталин, выбивая из трубки табак в хрустальную пепельницу. — А это, считай, мы обошлись малой кровью.

— Верно, товарищ Сталин, помог нам агент Сорока. Хорошо помог, и не только словом, но