– Вы здесь, потому что боитесь получать нагоняй от начальства, которое боится реакции людей на выпуски «Мост-ТВ». Но заставлять хотя бы малую часть общества задуматься и начать действовать – Настина работа. Она журналист. И потом, у нее нет детей. – Миль придвинула к себе тарелку с пирожным и тихо добавила: – И матери, с которой их страшно оставить.

В том, как по-детски робко и нервно она орудовала чайной ложкой, Гуров увидел затравленного ребенка.

– Можно я поем? – нервно спросила Миль. – У вас же совесть есть, в конце концов?

– К вечеру раздобуду. Возьмите мою визитку на случай, если совесть проснется у вас. – Гуров кивнул на прощание. – Анна Игоревна, до встречи на лекции.

Как только он ушел, с соседнего столика к Миль подсел блеклый мужчина в очках и опрятном костюме, не сводивший внимательных серо-голубых глаз с Анны и Льва весь разговор.

– Смотри, смотри! Фомин ревнует! – зашептались студентки за соседним столиком.

– Ануш, ты как? Как мама? – Мужчина стеснительно прикусил пухлую губу и заправил за уши длинноватые светлые волосы элегантным движением небольших мягких рук.

– А тебе, Иван Валентинович, про кого интереснее?

– Мне – про всех.

Он покровительственно, но суетливо потянулся к ней с салфеткой, чтобы стереть масляный крем в уголке губ. Миль отстранилась.

– Ты с семнадцати лет знаешь: я однолюб, а не собственник. – Он накрыл ее руку своей. – Что на самом деле у тебя случилось?

Лицо Миль перестало быть напряженным. Вместо саркастичной ученой осталась напуганная девочка, заедающая стресс пирожным.

– Ванька, я даже не знаю, с чего начать.

– Тоже мне, секрет Полишинеля! С заварного, – серьезно ответил он и отдал ей десерт со своего подноса. – Считай, что это я так поздравляю тебя с грантом. Держи!

– Мама бы сказала, что от такого количества сахара пуховик не застегнется, а на улице холодно.

– Я уже написал Арине Юрьевне, что отвезу тебя на такси.

Анна Игоревна вышла из лифта и отшатнулась от двери квартиры. Она была затянута белой тканью с кровавыми брызгами и следами ладошек. Ключ не поворачивался: дверь была открыта. Миль рванула ее к себе – и оказалась в отеле «Трансильвания» из мультфильма компаний Columbia Pictures и Sony Pictures Animation, выронив от удивления битком набитые пакеты из «Магнита», Fix Price и кондитерских.

Шкаф-купе был обклеен распечатанными стенами замка. На стенах висел красный бархат. В тяжелых рамах, как для старинных семейных портретов, качались постеры с героями мультфильма. Из угла за комнатой следили полыхающими глазами тыквы. От детского ночника в виде лисы и лисенка от IKEA над зеркалом лился тревожный красный свет.

– Я дома! – Миль разулась и осторожно прошла в комнату. – Соня!.. Ма-а-ам! Есть кто живой?

Одна из больших тыкв в углу оказалась подушкой, из-под которой выпрыгнула пятилетняя кареглазая девочка с золотыми кудряшками. Одетая в желтую пижаму с ведьмами, к рукавам которой были пришиты болоньевые перепончатые крылья, она была похожа на маленькую летучую мышь. Сходство с этим магическим существом завершал весьма умелый аквагрим.

– Мамочка, смотри-и-и! – Соня прыгнула к маме на руки и неловко засунула в рот пластиковые вампирские клыки. – Мы баба Драк и Дениска! Бла-бла-бла!

– Я думала, Дракула не говорит «бла-бла-бла»!

Из кухни вышла хмурая, для шестидесяти пяти лет необыкновенно стройная и моложавая женщина, одетая Дракулой.

– Для некоторых каждый приход домой – открытие. – Она, поджав губы, протянула дочери восточную миску с фигурным печеньем, которую держала в ухоженных руках, полуприкрытых черным плащом с кроваво-красным подбоем, и сказала: – Мы испекли к твоему приходу. Как тебе наш хеллоуинский интерьер?

– Впечатляет, мам. Особенно дверь со следами детских ладоней в крови. Соседи тоже наверняка в восторге. А откуда узнали, когда приду? – протягивая руку за печеньем, как ни в чем не бывало спросила Анна. – Я вообще думала: с работы на лекцию пойду. Но удалось вырваться раньше. Так что вот вам подарки и вкусности!

Она потерлась носом о раскрашенный нос дочери, испачкавшись в гриме. Ее мать поморщилась:

– А мне Ванечка сообщение в «Вайбер» прислал. «Добрый вечер, Арина Юрьевна! У Ани отменились последние пары из-за встречи студентов с работодателями. Скоро будет. После того, как за Сонечкиными любимыми кейк-попсами с посыпкой зайдет». Этот мужчина знает, какое любимое пирожное у твоей дочери. А ты его маринуешь двадцать лет!

– А он томится!

– Ты можешь говорить серьезно?

– Сто раз пробовала. Но ты по-прежнему считаешь, что я должна за Ванину внимательность замуж выйти?

– А чем плохо это качество? Почему для тебя надежность и забота менее привлекательны, чем избегание ответственности и бесконечная язвительность? – Арина Юрьевна раздраженно убрала за ухо единственную в ее пышных светлых волосах седую прядь.

– Чувство юмора и таинственность.

– Мамочка! – Соня спрыгнула и принесла еще одни вампирские клыки и черный парик. – Будь нашей Мейвис, когда мы вечером за конфетами в «Аленку» пойдем!

Миль достала из сумки афишу своей лекции и рубище Лира.

– Не могу, малыш! – Она бросила короткий взгляд на мать. – У меня сегодня более подходящий моим успехам костюм. Но я приду вечером и принесу тебе подарки и какое-нибудь пирожное из кафе. Зато смотри, какая картинка бабушке на холодильник!

Арина Юрьевна фыркнула и ушла на кухню:

– Кто не обрадуется фото дочери в прицеле маньяка? Самый правильный, конечно, для молодой женщины контекст!

Анна виновато пошла за ней:

– А ты знаешь про лекцию?.. Ну, понятно! Ванечка просветил?

– Он за тебя волнуется. Ночами читаешь про маньяков. Днем рассказываешь об этих… – она показала на ряды марионеток и венецианских, порой жутковатых, масок, украшающих кухню, – рожах!

– Личинах.

– Мордах. Обедаешь с людьми из милиции!

– Человеком. Человеком из полиции. Ванька, как всегда, все преувеличивает.

– Ваня делает то, что должен делать каждый надежный мужчина. Волнуется, защищает, хочет, чтобы ты наконец проснулась!.. Ну, родила к тридцати для себя. Ну, осталась одна. Ну, тянешь эту лямку, хватаясь за любую подработку. Консультируешь, преподаешь, репетиторствуешь. Но есть же тот, кто готов вас подхватить и на руках носить!..

Она сильно сжала тюбик с сиреневой глазурью, которой украшала печенье, и та брызнула Анне на лицо и платье.

– Спасибо.

– Мам! – подбежала Соня. – Бабуля в тебя стреляет кремом, потому что злится? Ты позднеклыковая?

Миль стерла бумажным полотенцем глазурь:

– Скорее старородящая.

Соня замахала пришитыми к кофточке крыльями:

– И большекрылая?

Анна бросила выжидательный взгляд на мать:

– Малоимущая.

Соня бросилась к пакетам и достала оттуда ободок с дьявольскими рожками и сладости:

– Нет! Ты многоимущая! Ух ты! А это кто?

Она держала в руках огромную коробку с лохматой ведьмой в остроконечной шляпе, сидевшей на метле.

– Это, – Миль подползла к ней на четвереньках и нащупала кнопку на груди ведьмы, – наша защитница. Злая ведьма, которая будет жить с нами и выметать своей метлой все зло из квартиры, всех гостей, пришедших со злым умыслом и камнем за пазухой. Проверим дядю Ваню?

Она нажала