«Нет, нет, Раймону неоткуда знать о моих настоящих целях! Я еще могу сыграть благородного принца, который боится внешних угроз, заботится о безопасности и обороне Эрлая… а не плетет интриги», – попытался Альберт себя успокоить.

– Мне похвалить тебя, что ты раскусил меня? Или броситься в ноги с благодарностью, что ты не растрезвонил все при дворе? – Альберт недовольно скривил губы в усмешке, но потом повернулся к Раймону, вставая на ноги и окидывая уже серьезным взглядом. – Но думаю, тебе неинтересно это. И что же у тебя за цель, Раймон? Предложить моему отцу мощнейшую армию? Когда Сильвия займется уже не куклами, а настоящими воинами. Стальными. Непобедимыми.

Раймон мягко улыбнувшись, подошел к Альберту. Он сидел на корточках. Изображал равнодушие, но… Плохо получалось? Отчего-то Раймон вспомнил, что Альберт чуточку младше. Всего на год или на два? Но более хрупкий, стройный, кукольный. Раймон – высокий, тренированный, сильный. Вспомнилось, как Сильвия в шутку обозвала медведем. А что могла куколка против медведя? В охотничьем домике, один на один, без стражи? Ха-ха. Абсолютно ничего. Альберт был здесь беспомощен.

– Альберт? Все в порядке? – притворно забеспокоился Раймон, когда молчание затянулось.

Неужели принц дрожал? Незаметная мелкая дрожь пробежала по спине и плечам. Раймон почувствовал ее, как дикий зверь. В прошлый раз, в тюрьме, Альберт загнал в ловушку.

«Сейчас пришла моя очередь, – торжествующе подумал Раймон. – Ты боишься меня, принц? Бойся. Я опасен для тебя. Потому что ради Сильвии пойду на любое безрассудство. Даже на то, чтобы объявить открытую войну самому принцу. Или даже… королю?»

– Позволь предложить тебе вина, Альберт. И помочь с дровами. Ты замерз? Кажется, ты дрожишь? Может, тебе плохо? В королевской семье говорили, что мальчики… очень слабые телом. Хорошо, что я пошел в мать, – Раймон сделал эффектную паузу.

Он отошел к грубому деревянному шкафчику и достал бокалы и вино Алена. Странно! Руки даже не дрожали. Раймон чувствовал себя сильнее. Сильнее и уверенней Альберта. И это ощущение нравилось. Так что Раймон продолжил свою игру.

– Ален – мой лучший друг. И мы часто проводили в этом домике долгие зимние вечера. С вином и не только. Играли в карты… Засиживаясь за полночь. Жаль, тебя Альберт, не додумались позвать. Тебе понравились бы… наши игры, – Раймон со стуком поставил вино на стол и выдернул пробку зло, так, что вино расплескалось по дубовому столу с широкой грубой столешницей. – Угощайся, Альберт. Или правильнее будет назвать тебя братом? Пусть и не родным, но все же… Я слышал, твоя семья ценит родственные связи? Даже не самые близкие…

– Я не хочу пить, Раймон! У нас серьезный разговор! Поэтому мне не до вина и не до пространных бесед! – Альберт вскинулся, проходясь по комнате и останавливаясь у стола.

Раймон держался уверенно. Гордая осанка, жгучий взгляд серых глаз, чеканные черты лица, обрамленные черными волосами. Он почувствовал себя хозяином положения. И Альберту это не понравилось. Он нахмурился, вспоминая уроки наставников, на которых они разбирали генеалогические древа всех родовитых дворян. В истории семьи Раймона было слишком много белых пятен… А отец, говоря о нем, всегда подчеркивал, чтобы Альберт относился к нему с уважением, ведь их семьи близки.

«Насколько же близки? Что же ты нарыл?» – хотелось вцепиться в Раймона, встряхнуть, вытрясти правду.

Но вместо этого Альберт скользнул ближе, обходя стол. Опираясь о край столешницы позади себя, обхватывая его пальцами, чтобы оказаться между Раймоном и злополучной бутылкой. А нечего отвлекаться от разговора со своим принцем!

– Что ты имеешь в виду, называя меня братом? Уж явно не нудные морали из священных книг, что все люди – братья и дети божьи, – промурлыкал Альберт уже вкрадчиво, лукаво, слегка склонив голову к плечу.

Раймон довольно сдержанно поигрывал тяжелым фамильным перстнем, который нашел в отцовской шкатулке совсем недавно среди хлама. Вообще, ненавидел драгоценности, но этот перстень в последнюю неделю нарочно носил постоянно, чтобы, когда Альберт вызовет во дворец, иметь при себе хоть какое-то доказательство своих слов.

– Перестань корчить из себя идиота, Альберт. Хотя ты им и являешься, – тон Раймона изменился, похолодел, стал угрожающим.

Он толкнул Альберта в грудь. Несильно, но так, что тот почти распластался на столе спиной, испуганно глядя в глаза.

– Дай руку, – приказал Раймон жестко, и Альберт не осмелился противиться.

Он протянул узкую бледную ладонь, чуть подрагивающую от волнения. На пальце был надет перстень, очень похожий. Только гербы разные.

Глава 14

– Мы с тобой братья, Альберт. Только очень и очень… далекие по родству. Я давеча рылся в документах, в архивах нашей семьи, и раскопал одну интересную историю. Забытое отречение от титула. Как всегда, любовь, неравный брак стали виной раскола, – Раймон нехорошо улыбнулся, разжимая пальцы, и ладонь Альберта безвольно упала на грубую столешницу. – Так что мы… как это сказать? Троюродные братья по линии отца. Наша семья не гордилась родством с королевской семьей. Скрывала эти факты. Мы презираем… тех, кто женится по расчету, без чувств. Ради блага государства, ради своих низменных целей, ради захвата власти. Я не исключение, Альберт. Я презираю тебя. Ты не любишь Сильвию, я знаю это. Поэтому и изменял, задирая юбки направо и налево. И дурил бедной девочке голову. Скажи, ты хотел жениться на ней и потребовать, чтобы она создала тебе армию живых магических кукол, которые заменили бы обычных воинов из плоти и крови? Или ты убил бы ее, свою жену, забрав ее силу себе по праву заключенного между вами брака? Я слышал… о таком ритуале.

Раймон вдруг потянулся за бутылкой и резко шарахнул ее о край стола. Алая жидкость растеклась лужей на полу. А Раймон оказался вооружен… так смешно, разбитой бутылкой? Но Альберт испугался. Чего? Того, что острый край зазубренного стекла пройдется уже по нему, если ответы не понравятся?

Альберт, в целом, как-то притих. Он смотрел на Раймона безотрывно, пока тот сжимал его ладонь. Не отводил взгляда, пока тот рассказывал старую историю королевской семьи. Да, Альберт слышал нечто подобное. О том, что его дед пришел к власти из-за отречения старшего брата, который выбрал любовь и доживал жизнь, хоть и родовитым лордом, но не королем, как было суждено. Но при дворе об этом даже не шептались. Нынешний король слишком строго пресекал