Шрифт:
Закладка:
Когда мы выходим из тайника, я касаюсь рукой каменной стены, оставляя смазанные отметины. Надеюсь, что Бено ничего не поймет, но я должна вернуться сюда сама и как следует рассмотреть портрет.
Теперь мне, как никогда, хочется разузнать о матери. Бабушка Лирия говорила про ее силу. Могла ли Сирин иметь отношение к магическим камням? Это многое объяснило бы. Я всегда считала, что для отца она была не более чем любовницей, жившей за пределами королевства, ведь по его должности ему приходилось много путешествовать. А когда Сирин умерла, он забрал нагулянную дочурку к себе. Эгирна младше меня всего на год. Но как оказывается, магистри Селестина и моя мать были не просто знакомы, они были сестрами и знали Корто с самого детства.
Несколько дней во дворце пролетают на крыльях бабочек. Другие фрейлины старательно делают вид, что не замечают меня, но я к такому привыкла. Они ничем не отличаются от послушниц. Те же избалованные вниманием девочки, дочери знатных семейств, только рожденные не первыми. Никто из них, конечно, не может стать королевой, но найти себе достойную партию – вполне. Особенно если войти в расположение к принцессе.
Витриция тоже удивляет меня с каждым днем. На людях она сама доброта и благопристойность, да и неудивительно с такой кроткой миловидной внешностью. Круглое личико и пухлые губки, плавные формы и мягкие жесты – все в ней выдает настоящую принцессу.
Она улыбается всем без исключения. Даже когда на веранду, где она любит кормить белых голубей или любоваться шапками цветов в огромных вазонах, приходит король Тамур, принося с собой какой-то ледяной, пробирающий до позвоночника холод, Витриция умудряется нацепить улыбку и даже перекинуться с будущим мужем парой вежливых фраз.
Я же в такие минуты стараюсь просто-напросто слиться с цветастым гобеленом или найти предлог улизнуть. От одного вида этого человека меня трясет, и я сама не понимаю почему.
Принцесса всегда кого-то спасает: то белку, попавшую в зубы одного из ее псов (а с виду такие милые пушистые собачки), то мальчика-пажа, который неправильно выговаривает имя фрейлины Герминтруды и ее брата Гервазия, стоит им появиться во дворце. Мальчик картавит и очень при этом краснеет, но всемилостивая принцесса вступается за него всякий раз.
Вечерами она меняется, но только оставшись наедине со мной. Наверное, я для нее ровно что пустое место, как и для ее брата. Тогда она становится меланхоличной или впадает в истерику, желая что-нибудь разбить. Вечерами все маски скинуты.
И вот сегодня, когда Витриция по традиции вызывает меня к себе, она полулежит в домашнем наряде без лишних изысков на излюбленной кушетке в форме капли. Ее волосы растрепаны, глаза покраснели – она опять билась в приступе истерики, как и все шесть дней моего пребывания во дворце. С порога принцесса высыпает на меня ворох дворцовых сплетен, в том числе и о мальчике-паже.
– Его мать – женщина вольных нравов! – восклицает принцесса, хлебнув из массивного кубка, украшенного эмалированными цветами. – Подбросила мальчишку сестре, а сама уехала резвиться с новым кавалером, я даже не сомневаюсь. Все мы, женщины, такие дряни, – икает принцесса и хохочет во все горло. Ее нежно-зеленые глаза заволокло туманом и какой-то непонятной мне тоской.
– Кажется, вы говорили, что его привезли сюда ради безопасности, – решаюсь обмолвить я.
– Ага, как же, как же. Марциан и Бено уверяют меня, что Рут самое обычное королевство, не считая его ужасного короля. Нет, конечно, у Тамура все на месте, он прекрасно сложен и, очевидно, смел. Но он так смотрит на меня, что страшно становится. – И я прекрасно понимаю, о чем говорит принцесса. От приезжего короля исходит тяжелая аура. – Говорят, он долгое время странствовал и вернулся в Рут сравнительно недавно. Все другие принцы королевства, его братья – а их было четверо или пятеро – загадочным образом погибли. Следом за ними отец. И теперь король он. Довольно молод для короля, как думаешь?
Я совсем не хочу думать о Тамуре и просто киваю принцессе. А она вдруг утыкается носом в подушку и начинает реветь. Как и практически каждый вечер. Но сегодня она не просто грустна. В ее взгляде мелькает что-то еще.
– Ирис, признайся мне, твоя мать была колдуньей?
Принцесса сбрасывает туфли, разминая ноги. Я замечаю, что у нее чуть кривые мизинцы, и от этого мне становится неловко: видеть изъян в принцессе. Отвожу взгляд, мне хочется убежать куда-нибудь, но Витриция не сводит с меня глаз.
– Что вы, Ваше Высочество. Моя мать была обычной женщиной. Она давным-давно умерла, и я совсем мало о ней знаю. Меня воспитала магистри.
– Я хочу посмотреть.
– Что?
– На твои волосы. Сними этот дурацкий платок. Пора уже понять, что фрейлины так не ходят.
Застываю на месте, не хуже изваяния в стенах Сколастики.
– Ничего там интересного, правда.
– Давай же, Ирис, сними платок. Приказ принцессы. Мне очень интересно. Я люблю все необычное.
Хочу сказать, что я обычная, но язык не поворачивается. Камень внутри моей ладони тихонько пульсирует, подтверждая это. Снимаю платок, обнажая черные волосы с единственной сияющей светом прядью.
Принцесса встает с кушетки и босиком подходит ко мне.
– Удивительно, сосем как золото.
Она дотрагивается до моей головы, но я отстраняюсь. Поднимаю подбородок, встречаясь взглядом с принцессой. Ее зеленые глаза сверкают.
– Как любопытно, Ирис. Знаешь что, я бы хотела, чтобы мы стали подругами. Мне здесь так одиноко. – Она обводит рукой свою роскошную спальню, потом допивает напиток и посылает проклятия в пустоту. Я бы и не подумала, что из уст принцессы могут вылететь такие непристойности.
Она зовет меня к огромному зеркалу в раме из цветков лилии, и я встаю рядом.
– Смотри. Мы ведь чем-то похожи, как тебе кажется?
Перевожу взгляд на наши отражения. Принцесса выше меня ростом. Мы разной комплекции, я рядом с ней совсем худышка. Мои волосы на порядок темнее, почти черные. И эта прядь. Нет, мы ничем не похожи.
– Будь осторожней с Бено, – вдруг говорит принцесса. – Он совсем не тот, кем кажется.
Когда я выхожу из спален принцессы, то вновь попадаю в мир коридоров и лестниц. Но ориентироваться здесь не сложнее, чем в Сколастике, тем более что рисунок на мраморном полу местами отличается, и я уже стала запоминать его, словно карту звездного неба.
Навстречу мне идет Эгирна с огромной цветочной корзиной. При виде меня ее чуть раскосые серо-голубые глаза округляются.
– Ты рада? – с ходу выпаливает она, даже не поздоровавшись.
– Чему рада, сестра?
– Я думала, ты хорошая!