Однажды Мими отправилась на рынок в Дайе. К тому времени она уже достаточно повзрослела, чтобы Аки доверила дочери самой продавать зерно и платить арендную плату хозяину земельного участка. Да и торговка из нее была всяко лучше, чем из Аки.

Отпрыски богатеев скакали по улицам верхом, помахивая плетью, и Мими и прочим простолюдинам приходилось убираться с их пути. По причине хромоты и того, что она несла на плечах довольно увесистый мешок с образцом зерна, двигалась девушка слишком медленно, и пару раз ее едва не затоптали. Но Мими не жаловалась, а только стискивала зубы. Как есть много способов видеть, точно так же существует и много способов ходить.

Ученые и чиновники императора более чинно разъезжали по улицам в удобных повозках, влекомых упряжкой лошадей или людей, и воротили носы от грязных, тупых и исхудавших бедняков, жавшихся к сточным канавам на обочинах дорог. Мими подавляла гнев. Так ведь устроен мир, не правда ли? Предполагалось, что император Рагин заботится о жизни простых людей, но даже среди простого народа существует своя градация. По ее опыту, хвалу новому правлению пели только те, кто уже получил от него определенную выгоду.

Бессмысленно мечтать о том, как бы они с матерью жили в достатке и роскоши: одевались в шелка вместо грубой мешковины, ели мягкий белый рис вместо стачивающего зубы, словно песок, проса. С таким же успехом одуванчик мог грезить о почестях, положенных хризантеме.

В центре рынка собрались зеваки. Заинтригованная Мими, в надежде поглазеть на выступление фокусников или акробатов, пробиралась через толпу зрителей, орудуя тростью, как веслом, разгребающим ил и воду. И была разочарована, увидев всего лишь двух мужчин, сидящих на плетеной циновке лицом друг к другу. Волосы у обоих были собраны в двойной свиток-пучок, обозначающий их ранг токо давиджи, то есть ученых, прошедших первую ступень императорских экзаменов.

– …Известно, что чем ближе находится предмет, тем крупнее он кажется, а чем дальше, тем меньше, – произнес первый ученый.

– Следует ли из твоего суждения, что солнце приближается к нам на рассвете и на закате, но отдаляется в полдень, ибо это объясняет, почему оно кажется больше утром и вечером? – задал вопрос второй.

– Определенно, – согласился первый.

– Но всем известно также, что чем ближе находится источник жара, тем сильнее этот жар чувствуется. Как же в таком случае, если принять за данность, что в полдень солнце находится дальше от нас, ты объяснишь тот факт, что в это время оно значительно горячее, чем на восходе и на закате? – осведомился второй.

– Ну… – Первый спорщик сдвинул брови, озадаченный вопросом.

– Все очень просто, – заявил второй. – Твое суждение ошибочно.

– И вовсе даже не ошибочно, – возразил его оппонент, багровея. – Великий мудрец Кон Фиджи учил, что природа, подобно человеческому обществу, следует зримой иерархической структуре. Солнце настолько выше земли, насколько император выше простолюдинов.

– И что из этого следует?

– Боги наверняка решили, что, достигая высшей точки, солнце должно оказаться на наибольшем удалении от земли, символизируя величие и благородство императорского трона.

– Но как насчет полуденного жара, мой ученый друг? – не унимался второй ученый.

– Ну, это объяснить просто. – Его собеседник отпил из чашки глоток чая и украдкой бросил взор на обступившую их толпу. Теперь, когда послушать ученых собралось такое множество народа, ему необходимо было победить в споре, чтобы сохранить лицо. Поставив чашку, он возвысил голос, добавив в него надменной убежденности: иногда достаточно лишь казаться человеком, который прекрасно знает, о чем он говорит. – Ты исходишь из предположения, что солнце имеет постоянную температуру. Но на самом деле это не так. Задействовав чистый разум, мы придем к выводу, что если солнце ощущается самым горячим в точке наибольшего удаления от земли в полдень, то вызвано сие постепенным нарастанием жара по мере того, как оно поднимается, и остыванием, пока светило садится. Место, где солнце становится самым горячим, является одновременно и самым удаленным, и в этом воистину виден совершеннейший замысел богов.

«Может ли мир, следующий определенному замыслу богов, быть постигнут человеческим разумом? – размышляла девушка. – Если общество устроено так же, как природа, то значит, все естественно, а потому справедливо».

Никогда прежде не доводилось ей слышать подобных споров, и она была заворожена. Ученые мужи, похоже, полагали, что мир сам по себе – это некий язык и его можно расшифровать. Ей невольно вспомнились собственные детские попытки понять разговоры богов. Мими притягивало это знание, позволяющее истолковывать божественные знамения, смотреть через окутывающий мир покров и узреть Истину.

– Вы, моралисты, вечно склонны ставить вывод впереди доказательства, – сказал второй ученый презрительно. – Все в точности, как говорил Ра Оджи: ученик Кона Фиджи – это самая мощная в мире линза, потому как он собирает все лучи доказательств и фокусирует их в точке желаемого мнения. Даже если он голоден вследствие собственной лени, то будет спорить, утверждая, что в этом, дескать, виновата еда, так как она не признала его морального превосходства и не приложила усилий, чтобы попасть ему в желудок.

Толпа взревела от смеха.

– В конечном итоге моралист не в состоянии никого убедить, кроме себя самого, – продолжил второй ученый, довольный поддержкой собравшихся.

– Вы, поточники, мастера потешать искателей правды, однако не можете предложить им ничего полезного, кроме собственных острот, – заявил первый ученый дрожащим от гнева голосом. – Хорошо. Как тогда ты объяснишь, почему солнце меняется в размерах?

– Кто знает? Быть может, причина в том, что солнце действительно отдаляется, поднимаясь, как полагаешь ты, а возможно, оно сжимается при восхождении, подобно тому как медуза сокращает тело, толкая себя через воды океана. Вот только сам твой исходный посыл ложен: мы не должны силком загонять природу в модель, отлитую по нашему собственному желанию. Как говорили мудрецы ано: «Гипэн ко фидэра юнтиру нафэ шрасаа тефи нэ оту» – «Нам следует всего лишь согласовать свою жизнь с установленным природой ритмом». Я просыпаюсь на свежем утреннем ветру и наслаждаюсь завтраком из вяленых рыбных палочек, а потом покупаю в порту свежие, приправленные имбирем. В полдень я укрываюсь в тени зонтичного дерева, чтобы вздремнуть, и мне снится, будто я каракатица с развевающейся юбкой из плавников и что я в это время тоже снюсь каракатице. Я просыпаюсь на закате, чтобы прогуляться вдоль остывающего пляжа, восхищаясь нежным румянцем заходящего солнца. И такая жизнь нравится мне гораздо больше твоей.

– Плыть по течению вовсе не означает приблизиться к подлинному пониманию вселенной. Я не сторонник школы Воспламенизма, но Ги Анджи хотя бы двигался в